Секретный бункер

Они все понимали. Это были не их люди. Это были пришельцы, захватчики, дикие варвары, пришедшие уничтожить их многовековую европейскую цивилизацию, имеющую давние гуманистические традиции! Самое противное, что большинство в это верило, не являясь при этом плохими людьми. Много лет Германией управляла грамотная пропаганда, а о зверствах СС за пределами страны подавляющая часть населения даже не подозревала…

От русских старались отодвинуться, опускали головы. На перроне царил убийственный запах. Густо кашлял, надрывался пожилой мужчина. Среди гражданских одежд мелькали военные френчи, шинели – в основном раненые, брошенные своими сослуживцами. Умирал, подрагивая, седой унтер – он лежал на боку, плохо перевязанный, мутные глаза его постепенно превращались в стекляшки.

Оперативники лавировали между телами, отводили глаза, если кто-то устремлял на них тоскливый взор. Плакала маленькая девочка в коротком детском пальто фасона «колокольчик». Совсем еще ребенок, годика три-четыре, кудрявая, светловолосая, с большими глазами – она сидела на коленях и размазывала слезы по щекам. Окружающим было не до нее – большинство даже не понимало, почему тут сидит эта девочка и плачет. Люди казались больными. А у тех, кто находился в здравии, были свои дети и пожилые родственники.

Ракитин опустился на корточки. Девочка всхлипнула, устремила на него жалобный взгляд. Он что-то спрашивал: где мама, бабушка? Крошка лопотала, а он почти не понимал. Бежали с мамой, которую зовут Гретхен, все было так страшно, что-то громко падало, бабушка осталась в доме, а почему она там осталась, маленькая Хильда не знает, мама плакала, говорила, что бабушка позднее придет…

– Товарищ майор, пойдемте, чего застряли? – сказал Вобликов. – Будем ждать, пока в нас кто-нибудь пальнет?

– А вы следите, чтобы не пальнули.

Как-то тронули молящие детские глаза. Она не отворачивалась, не шарахалась в ужасе – доверчиво льнула к незнакомцу.

– Чей ребенок? – строго спросил Андрей, озирая присутствующих.

Люди опускали глаза, в лучшем случае пожимали плечами. Привстал раненый, что-то просипел о порхающих повсюду ангелах. Девочка не могла сообщить ничего вразумительного. Жива ли ее мать? Но лопотала, что жива, оставила маму с другими тетями, пошла гулять, заблудилась…

– Мне кажется, она оттуда пришла… – подала голос пожилая фрау в драповом пальто и показала глазами в дальний конец перрона. – Наверное, с лестницы спустилась… Людьми забита вся станция, вплоть до выхода… Я пыталась у нее спросить, она не может ответить. А искать ее родственников нет сил…

Ракитин взял ребенка за руку и повел к выходу. Девочка покорно семенила следом, уже не плакала, только терла глазки кулачками. Люди отодвигались с прохода, обнимали свои сумки и баулы. Оперативники лавировали следом, вертя головами.

«Вот и вывалялись в простом немецком народе… – комментировал происходящее Корзун. – Конечно, времени вагон, давайте всем поможем…»

Несколько раз Ракитин громко вопрошал: чей ребенок? Никто не признавался.

– Будет дочь полка, – съязвил Корзун.

На мраморной лестнице тоже сидели люди, и далее – во всех углах и переходах. С оружием не было никого, во всяком случае в глаза оно не бросалось. Люди уже знали, что германская армия прекратила сопротивление, повального пролития слез по этому поводу не наблюдалось. Весь Берлин охватило безразличие – будь что будет.

Оперативники свернули в широкий коридор, ведущий на улицу, – уже чувствовалась прохлада.

Мать крошки Хильды нашлась метрах в двадцати от разбитых выходных дверей. Высокая женщина с распущенными волосами металась, что-то бормотала, срывалась на крик, трясла людей. Предположить, что ребенок самостоятельно спустился на станцию, она, конечно же, не могла. Видимо, забылась, а очнувшись, хватилась девочки. Люди загомонили, стали показывать пальцами. Женщина резко обернулась, что-то закричала, бросилась вперед. Андрей напрягся – дурная баба, с ног собьет!

Дама схватила девочку, прижала к себе, потом уставилась в глаза незнакомцу, стала пятиться. Поставила ребенка на ноги, стала лихорадочно ощупывать. Словно он откусил от нее кусочек!

– Больше не теряйте своих детей, фрау. – Ракитин сухо улыбнулся. – Все с ней в порядке, не надо ощупывать. Девочка просто любит путешествия.

– Посмотрите, как они нас ненавидят, – шипел Шашкевич. – Какие лица, как смотрят… Ну, что за народ! Еще не знают, а уже ненавидят…

– Просто боятся, – подметил Корзун. – Запугали Красной армией. Считают, что всю нацию под корень изведем, отсюда и страх неизвестности. Да и пропаганда свою работу сделала – орды варварских племен, не знакомых с цивилизацией, – и все такое. Вот бы нам такую пропаганду.

«Можно подумать, наша хуже», – подумал Ракитин.

– Ладно, пошли…

– Спасибо вам… – неуверенно произнесла безответственная мамаша. Ей было страшно, ее все еще трясло, она прятала глаза.

– Все в порядке, фрау, – улыбнулся Ракитин. – Берегите себя и ребенка.