Секретный концлагерь

Посетителей в ресторане не было – какие уж тут посетители? Из кухни выглядывали испуганные официанты и повара. Среди них был и Ян. Увидев его, Мажарин улыбнулся ему одними лишь глазами. «А ведь и Ян, и другие остались без работы! – пришла Мажарину в голову неожиданная и несвоевременная мысль. – Да, незадача…»

Эта была мысль из разряда тех, за которыми не следовало никаких действий. В самом деле, что тут можно было поделать? В обязанности Смерша не входило трудоустройство безработных польских граждан. У Смерша были совсем другие обязанности.

Глава 6

Всех четверых задержанных поместили под стражу – каждого в отдельную камеру, чтобы они не могли общаться между собой и выработать, таким образом, какой-то общий план, что они должны говорить при допросе.

– А теперь – обыск! – сказал Мажарин. – Я – к дамочке, Кирилл – к ее кавалеру. А ты, Семен, переверни все вверх дном у пана Мирончака. И в его кабинете, и дома. Значит, берем солдат в помощь и вперед!

– А официант? – спросил Черных.

– Да, официант, – с неудовольствием произнес Мажарин. – По-хорошему, надо бы устроить обыск и у него. Да вот только мы не знаем, где он живет. Такая беда.

– Ну, так давай спросим, – сказал Черных. – В чем же дело?

– А дело в том, что он, скорее всего, ничего нам не скажет. Или соврет, – сказал Мажарин. – Чтобы выудить что-нибудь у этой публики, надо попотеть. Сам знаешь.

– Знаю, – скривился Черных.

– А давайте спросим у пана Мирончака! – воскликнул Мартынок. – Уж он-то скажет. Если, конечно, он знает…

– А что, это идея! – согласился Мажарин. – Пан Мирончак – человек напуганный, а коль так, то и разговорчивый. Можно попробовать. А вдруг? Вот ты и спроси.

– И спрошу, – потер руки Мартынок. – Сейчас вломлюсь к нему в камеру, сострою зверское лицо – он мне и расскажет! Ждите меня здесь.

Мартынок вернулся через полчаса. На лице его сияла лукавая и довольная улыбка.

– И принес я вам неожиданный сюрприз! – сказал он. – Ахнете, если узнаете!

– Не томи душу, – сказал Мажарин. – Не до сюрпризов нам сейчас. Говори, как есть.

– Вообразите себе, что этот самый официант квартирует у самого пана Мирончака! – торжественно провозгласил Семен. – Да! И не официант он вовсе, а самый настоящий немецкий разведчик! Прибыл по важному заданию из-за линии фронта! Пан Мирончак втолковывал мне это и по-польски, и по-русски, и чуть ли не по-китайски, но я его таки уразумел! Вот так-то.

Мажарин крякнул, Черных удивленно присвистнул.

– А по какому заданию? – спросил Черных.

– Ну, вы слишком многого от меня хотите, – сказал Мартынок. – Когда бы я успел выспросить у него такие интересные подробности? Некогда мне было… Пан Мирончак обещал, что потом мне все расскажет. Во всех подробностях. После обыска.

– Эти подробности – еще важней, чем обыски, – сказал Мажарин. – Еще неизвестно, найдем ли мы что-нибудь при обысках. А тут – информация. Да притом какая информация!

– Это, конечно, так… – осторожно произнес Мартынок.

– А коль так, то вот тебе новое задание, – сказал Мажарин. – Мы – на обыски, а ты – общайся с паном Мирончаком. И выуди у него все, что только сможешь. Хоть по-польски, хоть по-русски, хоть по-китайски.

– Хорошо, – согласился Семен. – Буду общаться с прекрасным человеком – хозяином ресторана паном Мирончаком. Уж он мне расскажет!

* * *

И у женщины-змеи, и у ее неизменного спутника обыск дал результаты.

Женщина проживала одна в просторной квартире, обставленной изысканной довоенной мебелью. С соседями она почти не общалась, на какие средства жила – соседи тоже не знали. Не знали они даже, как фамилия их соседки. Все ее называли пани Ганна, а как ее звали на самом деле, никто не знал. Проживала она в этой квартире еще до войны, и при немцах тоже проживала, и сейчас, когда немцы из города ушли, тоже. Вела себя она тихо, никаких гостей не принимала. Вот и все, что могли сказать соседи.

При обыске у пани Ганны, или кем там она была на самом деле, не нашли ничего такого, что могло бы свидетельствовать о том, что она сотрудница фашистской разведки. Нашли лишь какие-то исписанные частью от руки, а частью на машинке бумаги. Бумаг было много – целых восемь толстенных кип. Все кипы были аккуратно перевязаны бечевками, каждая упакована в отдельный водонепроницаемый мешок. Что значилось в тех бумагах, Мажарин (а именно он вместе с пятью бойцами проводил обыск) понять не мог. Он распотрошил одну из кип – везде на бумагах были написаны цифры, нарисованы какие-то стрелочки, другие непонятные значки, а еще – слова и предложения, написанные на непонятном Мажарину языке. И больше ничего.

В числе прочих Мажарину помогал в обыске тот самый веснушчатый солдатик, задававший много вопросов перед засадой.

– Тебя как звать? – спросил Мажарин у солдатика.

– Рядовой Калинин! – отрапортовал солдатик, помедлил и добавил: – Иван.

– А скажи-ка ты мне, рядовой Иван Калинин, что ты думаешь об этих бумаженциях? – спросил Мажарин.

– Серьезные бумаги, – важно ответил солдат.

– И с чего ты это взял?