Секретный рейд адмирала Брэда

– Должен вам прямо заявить, что команды кораблей и экипажи самолетов настроены на возвращение в США, – завершил свой доклад о событиях, происходивших в отсутствие командующего эскадрой и ее потерях, командир «Флориды» Николас Вордан. – Им не понятно, с какими силами мы здесь столкнулись, почему не получаем поддержки других воинских соединений США, и вообще, есть ли у нас разрешение Сената на ведение боевых действий в этой далекой от американских берегов точке земного шара.

– Не такой уж далекой, как вам кажется, кэптен, – ответил командующий эскадрой. Он уже приходил в себя, голос его приобретал знакомые всем холодность и властность. – Да и здесь, в Антарктиде, все намного серьезнее, нежели нам доселе представлялось.

– Это уже не вызывает сомнения, сэр, – подтвердил капитан первого ранга.

– Точно так же не должна вызывать сомнения обязательность моих приказов, кэптен.

– Что тоже не подлежит обсуждению. Но позволю себе заметить, сэр, настроение корабельных команд таково, что…

– Вы что, всерьез верите, что Ганнибала, Наполеона, Нельсона или кого-то там еще из полководцев и адмиралов, интересовало настроение их войск и корабельных команд? Что Александр Македонский интересовался у каждого из своих солдат, есть ли у него желания отправляться в Индию, в поисках «последнего моря» и «края света»? Тогда почему, якорь мне в глотку, это должно интересовать меня, кэптен?!

– Видите ли, сэр…

– «Канцеляристику» вашу, Вордан, я способен терпеть только в тех случаях, когда она касается свидетельских показания наших моряков и пилотов. Только в этих.

– Видите ли, сэр… – задели слова контр-адмирала гордыню капитана первого ранга, но и на сей раз командующий не дал ему договорить:

– Нет, я вас спрашиваю, кэптен, почему вы все время толкуете мне о каких-то там настроениях, якобы царящих на подчиненных мне кораблях? Кто-то из моряков успел забыть, что такое повешение на рее? Так и скажите. Назовите имена. Я могу ему напомнить, как подавлялись бунты на судах наших предков.

Кэптен удивленно уставился на контр-адмирала; таким резким и воинственным он его еще не знал. Вордан, понятное дело, списал это на истрепанность нервов командующего, и на страхи, которые тот пережил, пребывая в руках антарктических германцев, атлантов или кого-то там еще.

Мало того, командир авианосца не сомневался, что в своем «благородном пиратском гневе» адмирал явно играет на публику и бессовестно переигрывает. Тем не менее решил быть поосторожнее. Николас Вордан ожидал, что после возвращения в Штаты ему будет присвоен чин коммодора, поэтому в его планы никак не входило обретение порядкового номера в адмиральском списке бунтовщиком, неблагонадежных и просто психологически неуравновешенных членов эскадры.

Однако сам адмирал не придал никакого значения его реакции. Взяв в руки бинокль, он вышел на открытую часть командного пункта и долго, внимательно осматривал каждое судно, выясняя, в каком состоянии оно пребывает.

– Германские субмарины и воздушные суда все еще где-то рядом с эскадрой? – спросил он Вордана, особенно внимательно осматривая ледоколы «Принц Эдуард» и «Сент-Джон», которым надлежало пребывать в авангарде будущих походов.

– Германские штурмовики в последний раз появлялись около шести часов назад.

– Опять атаковали? – как можно равнодушнее поинтересовался Брэд.

– Без каких-либо проявлений агрессии. На судах, конечно, была объявлена воздушная тревога, но огня не открывали.

– Почему? – неожиданно спросил адмирал.

– Простите, сэр?

– Я спрашиваю вас, Вордан, почему наши самолеты не атаковали?

Этот вопрос явно загонял кэптена в тупик. Уж он-то хорошо помнил, что адмирал пытался всячески избегать столкновений с силами подземных германцев, дабы не спровоцировать полномасштабной войны на истребление. Но, видимо, в настроениях и психике командующего произошло нечто такое, что порождает теперь его воинственность и агрессивность.

– Потому что сами германские пилоты не проявляли никакой агрессивности, сэр, – как можно вежливее объяснил он. – С момента своего появления в зоне видимости, они давали понять, что полет их – сугубо разведывательный, патрульный.

– А вся их предыдущая агрессивность? А четыре потерянных нами самолета, субмарина и, по существу, два корабля?

И тут кэптен вежливо, холодно сорвался:

– Только потому, что в пяти или шести случаях появления вражеской авиации я воздерживался от нападения не нее, наши потери остались минимальными, сэр. Подчеркиваю, минимальными. Хотя в штабе ВМС они будут казаться недопустимо, а главное, необъяснимо большими.

– Вот в этом я с вами, якорь мне в глотку, совершенно согласен, – еще более неожиданно признал командующий эскадрой, окончательно сбивая кэптена с толку. – И с этой точки зрения ваши действия можно было бы признать благоразумными. Хотя, согласитесь, пара этих самолетов украсила бы список вражеских потерь, так необходимых для демонстрации нашего боевого равновесия.

– В конечном итоге, на нашем счету потопленная субмарина, сбитый штурмовик и даже один поврежденный артиллеристами дисколет.