– Белокурая, тщательно наштукатуренная, часто и много курящая… Одним словом, понтовая тёлка!
– Отставить жаргон!
– Есть, отставить…
– Это дочь известного советского дипломата. Она находится в нашей разработке, так что всё совпало.
– Ну, слава богу!
– Кстати, где вы нахватались таких слов?
– От Пчелова… Он по этой части большущий мастер. Да и Фёдор Алексеевич, как ни странно, ему не очень уступает. У него даже целая научная работа есть. «Философия ругательств» называется…
– Выходит, этот антисоветчик познаёт Бога в том числе и по нецензурным выражениям, матам?
– Похоже на то! И ещё… Как-то он намекнул, что «отдыхал на курорте с одной гоп-компанией».
– Об этом эпизоде в его жизни нам хорошо известно. Сидел Фёдор Алексеевич. Но недолго. Всего несколько месяцев. После чего был освобождён, как ты думаешь, почему?
Ярослав молча пожал плечами, хотя кое-какие подозрения на этот счёт у него имелись.
– Слишком много знает! В том числе и о судьбе золотых статуй.
– Значит, пока мы их не получим, он будет оставаться на свободе?
– Я не посвящён в планы руководства… Одно могу тебе поведать по секрету: профессор собирается на родину во время каникул, и ты должен непременно составить ему компанию…
– Но мы с подругой…
– Никаких «но». Если без неё никак – возьмёшь с собой. Затраты мы компенсируем. Ясно?
– Так точно, товарищ…
– Пока – майор…
– Так точно, товарищ майор…
– Но вскоре меня утвердят в должности начальника отдела…
– Вместо Бокия?
– Да. И тогда я стану старшим майором.
– Шарман…
– Что это значит?
– Прелестно, восхитительно…
– Старайтесь поменьше употреблять подобных выражений. А то некоторые люди могут вас неправильно понять…
– Есть не употреблять, товарищ майор!
– Придумаете что-нибудь с поездкой – сразу звоните на линию экстренной связи. Номер прежний… Через два часа я буду на месте.
– С билетами поможете? Летом они в дефиците…
– Непременно. Даже совместное с Фролушкиным купе по такому случаю организуем.
– Спасибо. Кстати, вы случайно родом не из Белоруссии?
– Борисовские мы…
– А я из Минска.
– Знаю. Ну держись! – Шапиро лениво подал для пожатия довольно широкую, но явно слабоватую, конторскую35
ладошку и после того, как агент её потряс, не оборачиваясь пошёл прочь из парка.Бокия допрашивали чуть ли не круглосуточно: и днём и ночью. Но основной вопрос: «Где папка с компроматом?» – всё равно остался без ответа.
Зато на остальные Глеб Иванович отвечал искренне и честно.
Что только ему в конечном итоге не приписали! И чрезмерное увлечение оккультизмом, и шпионаж в пользу Англии, и создание масонской контрреволюционной террористической организации «Единое Трудовое Братство», и завышение материальных затрат на организацию всевозможных экспедиций, семинаров, специфических (и – часто – волюнтаристских) научных исследований, как то: «Воздействие ядов на психику человека» или же «Применение на практике ультрафиолетовых и инфракрасных лучей».
К этим частично обоснованным обвинениям добавились и явно выдуманные: мол, жрёт он, сволочь, сырое собачье мясо и пьёт свежую человеческую кровь.
Короче, как ни крути, – полное мракобесие!
Позже, в своём последнем слове, Бокий признался, что изменил мировоззрение с материалистического на идеалистическое вскоре после смерти Ленина, заявив буквально такое:
– Решающее влияние в дальнейшем имела смерть Ленина. Я видел в ней гибель Революции. Завещание Ленина, которое мне стало известно не помню от кого, мешало мне воспринять Сталина как вождя партии, и я, не видя перспектив для Революции, ушел в мистику. К 1927–1928 году я уже отошел от партии настолько далеко, что развернувшаяся в это время борьба с троцкистами и зиновьевцами прошла мимо меня, и я в ней никакого участия не принял. Углубляясь под влиянием Барченко36
всё более и более в мистику, я в конце концов организовал с ним масонское сообщество и вступил на путь прямой контрреволюционной деятельности…На следующий день в институте был аншлаг. Фролушкин читал заключительную (перед каникулами) лекцию со свободным посещением для студентов всех курсов. Её тему анонсировали заранее: «Разлагающее воздействие многопартийности на капиталистическое общество. ВКП(б) в авангарде построения передового рабоче-крестьянского государства».
Начал профессор со своего любимого национального вопроса, мол, все мы – дети Адама и Евы, а, следовательно – евреи, но среди нас есть эксплуататоры, по сути дела, не имеющие национальности – жиды. Их сила – в тщательно пропагандируемом на западе мифе о партиях и сказке о честных выборах.
А раз так – значит, права была наша родная ВКП(б), утвердив единоличную (собственную) монополию на власть!
Такая откровенно большевистская риторика стала диковинкой для большинства вольнодумных студентов, в том числе и для Ярослава Плечова, предвкушавшего совершенно иные оценки ситуации в стране.