Секретов не будет

Жителю тропических лесов прокормиться куда проще, чем обитателю засушливых равнин, северной тундры или густых прерий. Труд человека здешняя благодатная земля оплачивает щедро и обильно.

Но что позволяли себе делать в этой стране колонизаторы?

Одно из предместий Коломбо до сих пор сохранило название Стив Айленд, что означает Рабий остров. Еще не так давно здесь, в Стив Айленде, колонизаторы торговали людьми.

В Канди — одном из прекраснейших городов тропической Азии — столетний монах показал нам в буддийском храме пожелтевший от времени человеческий зуб.

— По преданию, это зуб Будды, — сказал монах. — Тот, кто владеет этим зубом, непобедим: он царствует и повелевает.

В дни празднеств в этот храм приходили жители, чтобы поклониться, наивно веря в чудодейственную силу зуба. Англичане-колонизаторы попрали нравы и верования миролюбивых островитян. Они отобрали у сингальцев зуб Будды. Может быть, англичане думали, что зуб Будды поможет им царствовать в стране Шри Ланка?

Четыреста с лишним лет Цейлон был жемчужиной, которой владели разные иностранные колонизаторы. Все сокровища острова они присваивали себе.

Не раз жители острова, доведенные до отчаяния, брались за оружие, чтобы сбросить ненавистное чужеземное иго. И тогда английские военные корабли расстреливали в упор маленькие рыбачьи поселки. И тогда английские солдаты, кичившиеся культурой и цивилизацией своей страны, шли по острову, неся смерть и разрушения. Восставшим вырывали языки, выкалывали глаза, рубили головы. Все это делалось для того, чтобы внушить людям страх перед всемогущей британской короной. Англичанам не помог ни зуб Будды, ни сверхдальние батареи военных кораблей. Огонь и железо оказались слабее воли людей, боровшихся за свободу своей родины.

…За Канди начинаются районы чайных плантаций. Цейлонский чай пьет весь мир. Чай, выращенный на острове, необычайно ароматен. Но до сих пор еще некоторыми плантациями владеют иностранные лендлорды. Хозяин живет где-нибудь в Лондоне или Ливерпуле, он, может статься, никогда не бывал на острове и никогда не видел людей, которые гнут спины, приумножая его богатства.

Мы едем между холмов, на склонах которых распустили свои листья чайные кусты. Идет сбор чая. Низко согнувшись, от куста к кусту передвигаются женщины. На их спинах корзины, в которые они укладывают сорванный чайный лист. С ними рядом работают еще совсем маленькие дети — шести-семи лет, не больше.

Дневная норма сборщицы чая — тридцать фунтов листа. Если норма выполнена, выплачивается рупия сорок центов. А за каждый собранный сверх нормы фунт еще семь центов. Мало, очень мало.

— При англичанах было еще хуже, — объясняют нам. — Тогда сборщицы чайного листа получали еще меньше. Кроме того, теперь их нельзя бить, если кому-то покажется, что они работают медленно.

Поселок рабочих плантации находится в нескольких минутах езды от полей. Собственно, это всего два длинных барака, перегороженных жердями на множество клетушек. Все работоспособные жители сейчас на плантации, дома остались лишь малые дети. Клетушки не имеют дверей, вместо них вставлены невысокие решетчатые перегородки.

— Это для того, чтобы дети не выползли и не упали в обрыв, — поясняет Винсент Амасурая.

Мы заглядываем через перегородку в одну из клетушек. В клетушке нет ничего, что бы говорило о том, что тут живут люди: никакой мебели, никаких вещей, только ровный земляной пол. Люди ушли на работу, надели на себя все, что у них есть, — и дома стало пусто. По полу ползают совершенно голые мальчик и девочка. Они очень истощены, плачут…

…Уже давно скрылись за поворотом бараки поселка, а перед глазами все еще стоят эти несчастные ребятишки…

По обеим сторонам дороги по-прежнему тянутся чайные плантации. Мы вновь видим согнутые фигуры женщин, собирающих чайный лист. Не видно ни одной машины, ни одного какого-нибудь самого примитивного приспособления, облегчающего труд человека.

— Плантаторы боятся, что государство отберет у них землю, — говорит Винсент Амасурая. — Ходят слухи, что такой проект уже подготовлен правительством. Вот лендлорды и не хотят вкладывать деньги «впустую». А прибыли у них и без машин колоссальны.

Мы останавливаемся у неказистого здания чайной фабрики. Она принадлежит тому же плантатору-англичанину. Старший мастер фабрики Рамая соглашается показать нам цехи. Он проводит нас в сушильное отделение, где на матерчатых стеллажах тонким слоем рассыпаны чайные листья.

— Чай просушивается два дня. Затем вот по этому желобу, — старший мастер показывает на квадратное отверстие, сбитое из досок, — листья поступают к машине, слепливающей их в единую зеленую массу.

Мы проходим вниз и видим машину, которая приводится в движение с помощью приводного ремня. Зеленую массу рабочие размалывают. Затем женщины просеивают массу через ручные сита. Потом чай опять сушат и опять просеивают. Теперь чай готов. Его ссыпают в большие выложенные свинцовой бумагой ящики и запаивают.