Секреты поведения людей

Никакое добродушие, никакое благоразумие не выдерживают против злобы и ненависти. Либо ты сам подражаешь этому чудовищу, либо как-то задабриваешь его — другого выбора нет. Но изобретать для себя все новые и новые аргументы способна, наверное, только совершенно закоренелая злоба, так что в искусстве тиранить окружающих мастерство вряд ли когда-нибудь нревзойдет и одолеет натуру. Все решает желчный темперамент. Рассудительному человеку лучше смотреть на вспышки злости как на природные явления и, убрав паруса, тихонько дрейфовать по ветру; в конечном счете так оно и приятнее. Угодничать — занятие, конечно, низкое, но зато очень выгодное. В отношениях с вещами маневрировать — значит побеждать; в отношениях с людьми — это значит подчиняться. Потому-то злые люди всегда и властвуют”.

(Эмиль-Огюст Шартье (Ален))

136. Закон “низкой истины”

Коварство, предательство, подлость, насилие, жестокость — в самой натуре человека.

Люди плохи не потому, что они плохи, а потому, что они люди.

Чем, к примеру, доярка лучше палача Освенцима, если она ласково и нежно любит и теребит свою корову Пеструшку, плачет, когда та заболеет, и в то же время спокойно ест дома мясо другой коровы?!

Это удручающее наше знание о самих себе должно было как-то камуфлироваться и пристойно скрадываться. Наилучший из таких ходов был сделан А. С. Пушкиным, давшим и объяснение явлению, и классическую его нейтрализацию: “Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман”.

137. Закон “новой точки отсчета”

Свалить все ошибки на тех, кто был до тебя, под лозунгом восстановления истины и добра начать деятельность с расчищенного места, с новой точки отсчета — это давний, испытанный ход. До меня, дескать, все было скверно, при мне все будет хорошо. Вот вам новая заманчивая программа, давайте ее осуществлять — такова нехитрая формула.

В истории подобный ход применялся множество раз, но что удивительно, — всегда срабатывал безотказно.

138. Закон “ностальгии”

Если оживить в человеке значимое для него прошлое, он становится мягче, добрее, податливее. Ностальгия — это пропуск в любую человеческую крепость… Воспоминания о нашей юности — это то, чему ни один человек никогда не скажет нет, никогда не сошлется на занятость, никогда не поскупится.

Про случай, о котором далее пойдет речь, пишет Сергей Муратов в книге “Диалог: Телевизионное сообщение в кадре и за кадром”. Мне нравится этот автор, и хотя он не психолог, а теоретик диалоговой журналистики, в названном сочинении психологии больше, чем в ином учебнике, особенно психологии реальной, практической, жизненной.

Ну так вот. Познакомимся с историей.

С Евгением Моряковым, героем будущей ленты «Токарь», ленинградского режиссера В. Виноградова свел случай — оба были участниками туристического круиза. Из разговора с новым знакомым режиссер запомнил рассказ о том, как в военные годы эвакуированный мальчишка жил в маленьком городке на Волге. У хозяина дома был старенький патефон и одна-единственная пластинка — с популярной песней Утесова. Сколько раз Моряков впоследствии проигрывал ее в памяти, но достать пластинку своего детства ему так и не удалось… Готовясь к съемке, режиссер обегал полгорода в поисках уникальной пластинки. Несколько недель ушло на то, чтобы отыскать этот довоенный диск. Беседа с героем происходила на квартире у В. Виноградова. Работала камера. “А сейчас я дам кое-что послушать”, — пообещал хозяин дома.

Зашуршала игла, и возник знакомый, чуть надтреснутый голос:

Я живу в озвученной квартире,

Есть у нас рояль и саксофон…

Надо видеть на экране лицо Морякова в этот момент, чтобы понять, что значило для него это “кое-что”.

У меня есть тоже патефончик,

Только я его не завожу,

Потому что он меня прикончит,

Я с ума от музыки схожу.

“Кошмар-р!” — непроизвольно вырывается у героя, и это восхищенное восклицание стоит десятка иных монологов. Именно в тот миг была найдена интонация фильма, та лирическая дистанция общения, которая позволила критикам писать о раскованности и артистичности героя. “Вот такие старые записи всегда навевают хорошие воспоминания, — задумчиво произносит Моряков, и глаза его где-то там, далеко, словно он говорит «оттуда». — Тогда я жил в маленьком, но очень симпатичном городке, на улице с веселым поэтическим названием Первомайская, и тропка, которая вела к дому была узенькая-узенькая…”

Это воспоминание завершает ленту. Старая пластинка помогла отыскать не только тональность картины. Она подсказала ее финал.

А этот пример из сферы торговли.