Читаем Секреты Российской дипломатии. От Громыко до Лаврова полностью

— Мне не нравилось, что мы должны кормить Кубу. Когда-то мы болели кубинской романтикой, а кончилось тем, что мы их просто кормили. С какой стати? Вывели нашу бригаду с Кубы. А что ей там делать? Советская бригада находилась на положении заложника. Расчет Фиделя Кастро был циничен и прост: пока на острове есть советская воинская часть, американцы никогда на него не нападут, боясь, что в бою погибнут советские солдаты. Охлаждение с Кубой или, точнее, попытка перевести отношения на более реалистическую основу многих возмутила. Но это, видимо, от полного непонимания реальной ситуации.

Член политбюро Петр Шелест еще в начале семидесятых возмущенно записал в дневник:

«Куба нашей стране обходится очень дорого — около полутора миллионов рублей в день. Действительное же положение на Кубе далеко не такое, как его преподносят нам печать, радио, телевидение. Все это делается в целях пропаганды. Кубинская экономика находится в катастрофическом состоянии, политическая обстановка очень неустойчивая. Пока что мы, Советский Союз, содержим Кубу на своем полном иждивении. Ежегодно отправляем на Кубу 900 тысяч, а то и миллион тонн хлеба — одна булка на семью в день. Завозим туда сливочное масло, мясо, картофель, рыбу, лук, растительное масло и другие продукты питания, чтобы прокормить свыше девяти миллионов кубинцев.

По нашим договорам мы обязаны Кубе дать товаров на 750–800 миллионов рублей в 1971 году. Куба нам поставляет товаров на 200 миллионов рублей, и то при условии поставки нам сахара по цене 120 рублей за тонну — это в два раза дороже среднемировой цены. Только на этом мы в год теряем 320 миллионов рублей. Куба только не оплаченных нам кредитов имеет на три с половиной миллиарда рублей, к 1975 году эта задолженность возрастет до шести-семи миллиардов рублей… Кубе мы потворствуем по многим вопросам, кубинцы ведут себя просто безответственно, а нам не достает мудрости, смелости, благоразумия и, в конце концов, гордости, чтобы остановиться, осмотреться, что же мы делаем?..»

Что Борис Панкин считает своими ошибками на посту министра?

— Я перебирал самокритично, что и как делал. Но нет-глупостей не наделал.

«Куда ты хочешь поехать?»

Панкин вынужден был бороться за сохранение своего ведомства, потому что Ельцин поставил вопрос о сокращении аппарата Министерства иностранных дел в десять раз, и Министерство финансов России вообще прекратило финансировать МИД. Понадобилось вмешательство Горбачева.

Ельцин примирительно сказал Панкину:

— Тут действительно наш министр финансов сработал под одну гребенку. Мне Михаил Сергеевич позвонил, и я министра поправил. Но все равно, пусть это рассматривается как сигнал…

Панкин предложил образовать Совет министров иностранных дел, в который вошли бы министры всех союзных республик, ввести в состав посольств представителей республик, а аппарат МИД сократить на треть — за счет «соседей», то есть сотрудников КГБ и ГРУ. На Госсовете Горбачев и Ельцин план Панкина поддержали.

В ноябре 1991 года МИД из соображений экономии соединили с министерством внешнеэкономических связей и назвали министерством внешних сношений. Единое министерство должно было координировать работу дипломатических служб союзных республик. Но вскоре министерская карьера Панкина закончилась. Горбачев все-таки уговорил Шеварднадзе вернуться на пост министра.

18 ноября часа в четыре дня Горбачев по прямой связи соединился с министром иностранных дел:

— Не заседаешь? Можешь подъехать?

Когда Борис Дмитриевич приехал в Кремль, Горбачев несколько неопределенно сказал:

— Ты знаешь, мы все-таки подумали, что надо, чтобы Шеварднадзе вернулся.

Обижать Панкина ему не хотелось, поэтому Михаил Сергеевич предложил ему пост советника по международным вопросам, иначе говоря — поработать Генри Киссинджером. Но помощник по международным вопросам у Горбачева уже был — Анатолий Сергеевич Черняев, по уши загруженный бумажной работой.

— Будем втроем вершить внешнюю политику — ты, я и Шеварднадзе…

Ни заменять Черняева, ни делить с ним эту совершенно непривлекательную для себя работу Панкин не собирался. Поэтому с ходу отверг лестное предложение.

— Конечно, — легко согласился Горбачев, — можно и в послы… Это пожалуйста… Хочешь Вашингтон, хочешь Париж…

— Лондон, — сразу назвал Панкин.

Но Горбачев велел до утра подумать и тогда уже твердо решить — в советники или в послы. Утром Горбачев позвонил сам и попросил приехать. В кабинете президента уже сидел Шеварднадзе. Горбачев еще раз переспросил Панкина и, выслушав ответ, попросил немедленно соединить его с премьер-министром Великобритании Джоном Мейджором. Сразу не получилось, потому что премьер был в дороге. Минут сорок просидели втроем. Ситуация была неловкая.

Мейджор тут же попросил поздравить нового министра иностранных дел и приветствовал нового посла. Но объяснил:

— Я должен согласовать это с королевой. Я уверен, что у нее не будет никаких возражений, она будет счастлива видеть Бориса Панкина послом при своем дворе, тем не менее я должен с ней согласовать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Вспомнить всё

Степан Бандера и судьба Украины
Степан Бандера и судьба Украины

Долго и мучительно украинский народ шел к своей самостоятельности. На этом пути было множество преград: смена правителей, войны, оккупация. Сколько невинной крови было пролито за «свободную самостийную Украину»; менялась власть, вожди, территория переходила из рук в руки, но идея независимого Украинского государства, за которую так ожесточенно сражались националисты, не угасала. Возникает вопрос: почему и сейчас на Украине, как и более полувека назад, так популярны идеи Бандеры, Шухевича? Неужели кровавые уроки прошлого ничему не учат? Может быть, причиной сегодняшних конфликтов и войн является нежелание понять и проанализировать собственные ошибки? Автор беспристрастно излагает события тех лет, опираясь на документальные материалы спецслужб, вскрывая причинно-следственные связи между прошлым и настоящим страны.

Леонид Михайлович Млечин

Детективы / Альтернативные науки и научные теории / Спецслужбы

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное