Секреты Российской дипломатии. От Громыко до Лаврова

Проблему с Корниенко решил сам Горбачев. Ему не понравилось, что на первых переговорах с Рейганом в Женеве Корниенко часто вступал в разговор, атаковал американцев, а Горбачев поневоле становился зрителем. Эта роль его не устраивала. Он перевел Георгия Марковича в аппарат ЦК КПСС первым заместителем заведующего международным отделом. Формально это могло считаться повышением, но на практике означало отстранение от практической дипломатии.

Громыко мирился с тем, что военные рассматривали сотрудников МИД как своих подручных и не считали нужным давать какую-то информацию дипломатам, которые вели сложнейшие переговоры на разоруженческие темы. Шеварднадзе полагал, что такая практика нелепа.

Уже при Горбачеве на политбюро решили передать американцам на переговорах в Женеве определенные сведения о нашем оружии — на взаимной основе, разумеется. Но Министерство обороны шифротелеграммой передало в Женеву: американцев ознакомить с секретными данными, а гражданских членов нашей делегации не информировать! Скажем, Юлий Квицинский вел переговоры по ракетам средней дальности, но никогда не видел ракеты «Пионер» (СС-20).

Отстранение дипломатов от реальной информации рождало серьезные внешнеполитические осложнения. Советские военные утверждали, что страна располагает одним количеством ракет средней дальности, западные дипломаты называли другую цифру. Горбачев потребовал от Министерства обороны сообщить, сколько же ракет средней дальности находится на боевых позициях и сколько лежит на складах. Оказалось, что точных данных ни у кого нет, рассказывал позднее Леонид Митрофанович Замятин, заведовавший отделом внешнеполитической пропаганды ЦК КПСС. Горбачеву объяснили, как шел процесс установки ракет.

Приходил министр обороны Устинов к Брежневу:

— Леня, надо на этом вот направлении поставить еще десяток-другой ракет с ядерными боеголовками.

Брежнев, не заглядывая в поданные ему бумаги, спрашивал:

— А что, действительно надо?

— Надо. Пусть чувствуют нашу мощь!

И Брежнев подписывал решение о развертывании дополнительных ракет…

Это, конечно, несколько утрированное изображение процесса принятия решений в советском политическом механизме. Но правда состояла в том, что до Горбачева военные действительно получали почти все, что пожелают. При этом они спокойно нарушали любые международные договоренности. Самый красноречивый пример — история радиолокационной станции с фазированной решеткой в Красноярске, строительство которой стало нарушением столь любимого Москвой договора о противоракетной обороне.

Советский Союз имел право установить на северо-восточном направлении станцию раннего предупреждения о ракетном нападении. По договору ее надо было строить где-то на Таймыре у побережья Северного Ледовитого океана. Но это стоило бы огромных денег. Поэтому решили построить в более удобном месте. А возможный скандал в расчет не принимали. Улаживать его пришлось Шеварднадзе.

Внешняя политика, которую проводили Горбачев и Шеварднадзе, перевернула всю птолемееву картину мира. Если США и НАТО не собираются на нас нападать, если Запад не враг, а друг, то зачем содержать такую армию и самоедскую военную экономику? Зачем пугать страну неминуемой войной, призывать людей затягивать пояса и теснее сплачиваться вокруг партии и правительства?

Военные обижались. Особенно возражали против намерения Горбачева ликвидировать ракеты средней дальности в Европе, печально знаменитые «Пионеры», в противовес которым американцы развернули свои ракеты, и военно-стратегическое положение Советского Союза заметно ухудшилось. Маршал Ахромеев говорил Квицинскому: если сократить ракеты, то на все намеченные в Европе цели просто не хватит ядерных боезарядов. В Генеральном штабе всерьез готовились вести в Европе ядерную войну на уничтожение…

В Вашингтоне после подписания договора об уничтожении ядерных ракет среднего радиуса действия президент Рейган, как хозяин, первым произнес речь. Он не упустил случая напомнить свою любимую пословицу «Доверяй, но проверяй». Он выговорил ее и по-русски с таким чудовищным акцентом, что понять его было невозможно. Но переводчик повторил эти слова, и тогда Горбачев не выдержал, хотя прерывать выступающего в таких случаях было не принято.

Михаил Сергеевич не без раздражения громко произнес:

— Вы это всякий раз повторяете.

Зал грохнул от смеха. Когда Рейгану перевели слова Горбачева, он сам рассмеялся и несколько растерянно заметил:

— А что, мне нравится эта поговорка.