Читаем Секреты Российской дипломатии. От Громыко до Лаврова полностью

— Кто руководит внешней политикой? Я или Примаков? Кто за нее отвечает? Я не могу быть министром, если какие-то другие люди станут заниматься внешней политикой!

Примаков полетел в Европу, а потом в Соединенные Штаты со своим планом мирного урегулирования. Шеварднадзе передал американцам через своего помощника:

— Примаков направляется в Вашингтон с предложением, которое мне не нравится.

Примаков уговаривал американцев дать Саддаму возможность уйти, сохранив лицо. В частности, оставить ему два кувейтских острова и нефтяное месторождение, которые, собственно, и стали предметом спора с Кувейтом. Президенту Бушу Евгений Максимович внушал:

— Не загоняйте Саддама в угол. Ему надо помочь найти путь к политическому решению.

Буш решительно возразил Примакову:

— Саддам совершил преступления, сравнимые с гитлеровскими. Как же можно идти на уступки такому человеку?

Примаков понял, что вопрос будет решен военным путем. Он еще раз полетел в Ирак и сказал Саддаму:

— Вы меня знаете давно и понимаете, что я говорю вам только правду. Если вы не уйдете из Кувейта, по Ираку будет нанесен удар.

Саддам ответил, что он не может уйти, пока не решен вопрос о выводе американских войск из Саудовской Аравии, пока Ираку не обеспечен выход к морю и пока не решена палестинская проблема… Примакову не оставалось ничего иного, кроме как развести руками. Саддам сам навлек на себя военную катастрофу. Но это произошло уже после того, как Шеварднадзе перестал быть министром иностранных дел.

Совет Безопасности ООН принял 29 ноября 1990 года резолюцию, которая давала Багдаду сорок семь суток-«пауза доброй воли» — для вывода войск из Кувейта. На следующий день Ирак объявил на весь мир о том, что он отвергает эту резолюцию.

В середине декабря в Багдад отправилась делегация, которую возглавлял заместитель председателя Совета министров СССР и председатель государственной военно-промышленной комиссии Игорь Сергеевич Белоусов. Он надеялся уговорить иракцев принять мир и решить судьбу трех с половиной тысяч советских граждан в Ираке, которых Саддам удерживал в положении заложников. Для него это был инструмент давления на Москву. Игорь Белоусов достиг договоренности о том, что наши граждане будут отпущены. Они покинули Ирак, за исключением семидесяти человек…

«Я подаю в отставку!»

Партийное собрание Министерства обороны дважды обращалось к Горбачеву с требованием привлечь Шеварднадзе к уголовной ответственности за продажу интересов Родины. В Верховном Совете и в печати министр иностранных дел подвергался не просто критике, а откровенным оскорблениям. Он превратился в козла отпущения. Его обвиняли во всех смертных грехах. А люди, которые должны были его поддержать, молчали. Он сильно обижался на Горбачева, который его не защищал, хотя министр проводил президентскую линию.

От Горбачева постоянно требовали скальпа Шеварднадзе. И президент явно подумывал о том, что, может быть, ему нужен новый министр, которого не будут каждый день топтать в Верховном Совете. Возможно, в Горбачеве проснулась ревность. Шеварднадзе стал известен во всем мире. Внешнюю политику страны связывали с его именем. Считали его не исполнителем воли Горбачева, а творцом политики. Это почетно для министра, но опасно для его карьеры. Шеварднадзе был честолюбивым человеком. Не любил оставаться на задворках. Говорят, что у Горбачева была мысль предложить Шеварднадзе громыкинский вариант — возглавить Верховный Совет.

Кончилось это тем, что в конце декабря 1990 года Эдуард Шеварднадзе на Съезде народных депутатов внезапно заявил, что уходит в отставку. Он больше не намерен был терпеть оскорбления, которым подвергался каждый день со стороны многих депутатов и прессы. Многие сочли его отставку неожиданной, хотя, скажем, мне этот поступок министра показался совершенно естественным.

Я работал тогда в журнале «Новое время» и накануне съезда написал статью, в которой предполагал отставку Шеварднадзе. Потом мне звонили иностранные корреспонденты, наивно предполагая, что у меня какие-то особые источники информации…

20 декабря, на четвертом Съезде народных депутатов, попросив слова, Шеварднадзе сказал, что это «самое короткое и самое тяжелое выступление» в его жизни. Как раз накануне депутаты предложили принять резолюцию, запрещающую руководству страны посылать войска в зону Персидского залива.

— Вчерашние выступления товарищей переполнили чашу терпения, скажу об этом прямо, — заявил Шеварднадзе. — Что, в конце концов, происходит в Персидском заливе?.. Мы не имеем никакого морального права примириться с агрессией, аннексией маленькой, беззащитной страны.

Шеварднадзе говорил, что против него развернута настоящая травля, и предупредил:

— Наступает диктатура… Никто не знает, какая это будет диктатура и какой диктатор придет, какие будут порядки… Пусть моя отставка будет, если хотите, моим протестом против наступления диктатуры. Выражаю глубокую благодарность Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Я его друг и единомышленник… Но считаю, что это мой долг как человека, как гражданина, как коммуниста…

Перейти на страницу:

Все книги серии Вспомнить всё

Степан Бандера и судьба Украины
Степан Бандера и судьба Украины

Долго и мучительно украинский народ шел к своей самостоятельности. На этом пути было множество преград: смена правителей, войны, оккупация. Сколько невинной крови было пролито за «свободную самостийную Украину»; менялась власть, вожди, территория переходила из рук в руки, но идея независимого Украинского государства, за которую так ожесточенно сражались националисты, не угасала. Возникает вопрос: почему и сейчас на Украине, как и более полувека назад, так популярны идеи Бандеры, Шухевича? Неужели кровавые уроки прошлого ничему не учат? Может быть, причиной сегодняшних конфликтов и войн является нежелание понять и проанализировать собственные ошибки? Автор беспристрастно излагает события тех лет, опираясь на документальные материалы спецслужб, вскрывая причинно-следственные связи между прошлым и настоящим страны.

Леонид Михайлович Млечин

Детективы / Альтернативные науки и научные теории / Спецслужбы

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное