Он и попросил советского министра иностранных дел немедленно приехать. Бейкер сказал Александру Александровичу:
— Мы считаем, что информация настолько важна, что вам следует о ней знать. Ваше дело, что с ней делать. Но с нашей точки зрения, вопрос срочный, и вам надо срочно доложить Горбачеву. Есть ли у вас надежная линия связи?
Бессмертных ответил, что в посольстве есть аппарат ВЧ, междугородной правительственной связи, но эта связь контролируется КГБ. Тогда Бейкер предложил передать эту информацию через американского посла в Москве Джона Мэтлока:
— Это надежный вариант. Тут никто ничего не перехватит.
В Москве в восемь вечера помощнику Горбачева по международным делам Анатолию Сергеевичу Черняеву позвонили из американского посольства: посол Мэтлок просит аудиенции, у него срочное и секретное послание от Буша. Черняев доложил Горбачеву. Тот согласился принять посла и попросил Черняева присутствовать. Он и описал эту встречу:
«На Мэтлоке буквально не было лица. Горбачев, не обратив на это внимания, стал выражать сожаление в связи с его предстоящим отъездом, говорил, что очень ценит его деятельность».
Дождавшись, когда ему позволят говорить, Мэтлок сказал:
— Господин президент, я только что получил личную шифротелеграмму от своего президента. Он велел мне немедленно встретиться с вами и передать следующее: американские службы располагают информацией о том, что завтра будет предпринята попытка отстранить вас от власти. Президент считает своим долгом предупредить вас.
Горбачев и Черняев рассмеялись, настолько невероятным им это показалось. Мэтлок смутился:
— Я не мог не выполнить поручение президента.
Горбачев поспешил его успокоить:
— Это абсолютно невозможно. Успокойте его. Но я ценю, что Джордж сообщает мне о своей тревоге. Раз поступила такая информация, долг друга — предупредить. И я вижу, насколько далеко мы ушли вперед во взаимном доверии. Это очень ценно.
Поскольку Мэтлок, разумеется, не назвал хорошо известный ему источник информации, Горбачев сам попытался объяснить послу, откуда могли взяться такие тревожные слухи:
— Дело идет к подписанию Союзного договора, к согласию в обществе. Но есть силы, которым это не нравится. Они чувствуют, что теряют власть. Не исключаю, что в их среде ведутся разные разговоры, в том числе и такие, которые подслушал ваш разведчик.
Тем временем в Вашингтоне президент Буш принимал восходящую звезду советской политической сцены — Бориса Ельцина, только что избранного президентом России. Буш пересказал ему то, что сообщил Попов. Ельцин не раздумывал ни секунды: нужно предупредить Горбачева. Буша вполне устраивало, чтобы эту информацию Горбачеву пересказал Ельцин. Буш попросил соединить его с Москвой.
В советской столице близилась полночь. Горбачев уже уехал на дачу. Дежурный секретарь из президентской приемной в сомнении позвонил Черняеву: американский президент желает поговорить с Михаилом Сергеевичем. Как быть?
Тот уверенно сказал:
— Соединяйте.
Вызов переключили на президентскую дачу. Но Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной вышли погулять. Это был обязательный ритуал — каждый вечер, когда он возвращался на дачу, они делали несколько кругов. Горбачев рассказывал, что происходило в течение дня, Раиса Максимовна внимательно слушала и давала советы. Охрана не решилась их побеспокоить. Михаилу Сергеевичу доложили о звонке из Вашингтона, когда прогулка завершилась. Горбачев распорядился немедленно соединить его с Белым домом, но теперь уже Буш не мог разговаривать.
На следующее утро Горбачев устроил разнос председателю КГБ Владимиру Александровичу Крючкову и руководителю президентского аппарата Валерию Ивановичу Болдину за то, что не смогли организовать разговор с Бушем. Болдину велел разогнать дежурных секретарей:
— Идиоты, дармоеды! Один из них меня до сих пор Леонидом Ильичом иногда называет.
Когда разговор с Бушем, наконец, состоялся, американский президент был рад услышать, что нет никаких оснований для беспокойства. Сгоряча он даже выдал Горбачеву источник информации — Попова. Тогда Горбачев и вовсе успокоился: Гавриил Харитонович не может знать больше президента СССР. Наверняка Попов несколько прямолинейно истолковал выступление премьер-министра Павлова на закрытом заседании Верховного Совета 17 июня.
Павлов критиковал президента за бездействие и требовал предоставить ему дополнительные полномочия, сравнимые с полномочиями самого президента. Горбачева тоже смутило резкое выступление Павлова, а еще больше то, что премьер-министра поддержали председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов и даже министр внутренних дел Борис Карлович Пуго. Все трое силовых министров, не называя президента, фактически предъявили ему обвинение в антигосударственной деятельности. На следующий день Горбачев появился в Верховном Совете и, как ему показалось, погасил эффект от внезапного бунта силовиков.
Вернувшись в Москву, Бессмертных спросил Горбачева, передал ли ему Мэтлок информацию о заговоре.
— Да, я все знаю, — небрежно кивнул Михаил Сергеевич и перевел разговор на темы, казавшиеся ему более важными.