Ничего подобного она не сказала. Просто продолжала красть еду, которую не могла ни съесть, ни отдать, ни как-то использовать.
Казалось, что она живёт здесь вечно и останется навсегда.
И впереди не было никакого просвета, только бесконечные ночи в сырости, в грязной одежде, на твёрдом каменном полу, а ещё дни, когда она старалась услышать шёпот детей, редкие вызовы на допрос к ненавистному оравшему на неё следователю, еда, которую она не могла есть, а только воровала.
И вот однажды всё оборвалось.
– У тебя двадцать четыре часа, – гаркнул на неё ненавистный человек. – Вот так.
Нина уставилась на него, стараясь понять. Она практически забыла, что двадцать четыре часа – это сутки, что в мире существуют цифры и отсчитываемые часы.
– Вы хотите сказать… – начала она, больше озадаченная, чем испуганная.
– Если ты мне не сообщишь того, что я хочу знать, к… – он взглянул на часы. – Завтра к десяти вечера, тебя казнят. И тебя, и троих экснетов.
Нина ждала, что её охватит ужас, но она оцепенела. А потом её сбили с толку. В дверь постучал Мак, охранник. Ненавистный человек ему открыл, и Мак, спотыкаясь, вошёл и привалился к столу. Нина увидела, что он сжимает в руках кольцо с ключами, которыми открывал и закрывал её камеру. Его длинные руки громко стукнули по столешнице. Потом пальцы разжались, ключи покатились через стол и упали на пол.
– Отра… – задыхался он. – Отравили…
Следователь вскочил и схватил телефон, с невероятной скоростью набирая номер.
– «Скорую» в Главное управление демографической полиции немедленно! – приказал он. – Охранник отравлен.
Он выволок Мака в коридор, ноги охранника подскакивали на полу.
– Мак, держитесь! – пробормотал ненавистный человек. – Помощь идёт.
– М-м-м, – простонал Мак.
Про Нину оба, похоже, забыли. Она опустила голову и увидела на полу связку ключей, как раз слева от стула. Все ключи торчали под странными углами. Нина наклонилась медленно, небрежно, словно за арахисовой скорлупкой, ничем больше, и подняла связку.
13
Нина надела кольцо с ключами на запястье левой руки и протолкнула его выше по руке, выше, выше, пока оно не стало держаться само. Ключи кололи её бородками в руку, но это было даже приятно. Она ожила.
Ненавистный человек вернулся в комнату. Нина понятия не имела, сколько времени он отсутствовал. Может, она тут сидела часами и проталкивала ключи под рукав.
– Даже не верится! – мужчина кипел от злости. – Мак… теперь за ним есть кому присмотреть. Я сам отведу тебя в камеру. Пошли! Мне нужно вернуться сюда как можно скорее…
Нина встала, чувствуя вес мешка с едой, привязанного вокруг талии, и укол каждого ключа на руке. Медленно и осторожно обойдя кругом стол, она подошла к следователю. Он схватил её за руку, к счастью за правую, и потащил за собой.
– Куда катится этот мир? – пробормотал он, подходя к выходу из роскошного коридора к остальной тюрьме.
Нина затаила дыхание. Сейчас поймёт, что ему нужны ключи Мака?
Нет… Он вытащил из кармана пиджака свои ключи и вставил в замок, повернул ключ, болтая без умолку:
– Мак – порядочный честный человек, у него дети… не знаю, почему…
Они подошли к другой двери. Мужчина открыл и эту дверь, почти не останавливаясь.
Они спустились по лестнице, открыли ещё одну дверь… Следователь поторапливал Нину всю дорогу. Наконец она отважилась снова дышать, и тут они подошли к её камере.
Ненавистный человек остановился, глядя на связку ключей.
– Ну как вам такое?! – проворчал он. – А этого ключа у меня нет. Придётся тащиться за ним назад.
Он оглянулся на дверь, через которую они только что вошли. На его лице так ясно читалось отвращение и нетерпение, что Нина вполне могла представить, о чём он думает:
– Ну вот что, – сказал ненавистный человек. – Не буду я сажать тебя в камеру. Оставлю здесь в коридоре. В этом крыле все равно сейчас никого нет, а ту дверь я запру накрепко…
Он говорил так, будто Нина, а не он беспокоится о том, что её не заперли в камере.
– В восемь утра охранник обходит камеры и посадит тебя на место.
Он уже убегал обратно через другую дверь.
– Ничего не поделаешь, – пробормотал он и хлопнул дверью перед лицом Нины