Секреты в тумане

Род Ферроу с самого его основания несколько столетий назад был родом ментальных магов на королевской службе. Возможно, королевская воля наш род и спасла — пока за другими менталистами охотились, желая подчинить, заставить себе служить, наша семья, находясь практически на вершине власти, у всех на виду, оставалась незамеченной и нетронутой. Поколение за поколением менталисты Ферроу воспитывали своих детей, с ранних лет обучая контролировать дар и ничем себя не выдавать. Ментальные маги всегда стараются скрывать свои способности, чтобы не попасться в чужие сети, не стать беспомощным инструментом в чьих-то руках. Но как закрыться от такого же как ты? Да и кто станет утаивать свои переживания от самого близкого и родного человека, от которого не ждешь зла и которого бесконечно любишь?

В первый день Смуты, когда из всех Ферроу остались только мы с отцом, мне было всего шесть. Не знаю, что послужило причиной — моя сила или шок от потери родственников, но дар начал проявлять себя на несколько лет раньше, чем положено. Кто знает, проснись мои способности, как у всех, в подростковом возрасте, может, все сложилось бы иначе… Но менталистом я стала в девять. Я даже не поняла, что происходит — меня к этому еще не готовили. Просто однажды со свойственной детям непосредственностью сказала отцу, что наши слуги распустились и постоянно болтают сами с собой. Я не осознавала, что слышу мысли, а не голоса. Зато отец все понял.

Артур Ферроу взялся меня обучать, как учили всех в нашем роду. Считывание мыслей, погружение в память, первые попытки вкладывать в чужие головы фальшивые образы… Помню, как я хохотала, заставив нашу кухарку четверть часа бегать с тапком за несуществующим тараканом, и как отец, скупо улыбнувшись, похвалил меня за достижение — за эти пятнадцать минут я ни разу не ослабила концентрацию. А как я радовалась, когда впервые помогла, выудив нужные воспоминания из головы гостя, пока Артур Ферроу развлекал его! И как гордилась, когда отец вновь и вновь просил меня помочь ему. Я чувствовала себя такой важной и незаменимой…

Смуту я запомнила плохо. Я была слишком мала, чтобы понимать, что происходит вокруг. Помню лишь, что постоянно боялась. Да, мы жили в самом центре столицы, в нашем доме всегда было полно охраны, но всеобщий страх и настороженность, казалось, пропитали все вокруг. Да и положение отца не добавляло спокойствия — один из советников безумного короля, каким-то чудом после его свержения вошедший в состав Совета Лордов, и упорно, любыми способами пытающийся удержаться у власти… Тогда я не понимала, но сейчас знаю — уничтожить нас хотели и свои, и чужие. Впрочем, нет. Для Артура Ферроу не было никаких «своих». Все, кто его окружал, были для него лишь способами достичь желаемого или препятствиями на пути к цели.

Я не пыталась специально ничего узнавать, но чужие мысли сами просачивались мне в голову. Мне не были интересны газеты, но их читали окружавшие меня люди. И они думали! Представляли подробности убийств, вспоминали жертв, которых знали лично или о которых от кого-то слышали. Сколько же мерзости может прятаться в чужих головах, и как сложно ребенку отличить вымысел от реальности, не позволить этой грязи свести себя с ума!

Чем старше я становилась, тем больше завидовала гулявшим за окном соседским детям — самым обычным, без дара и связанных с ним проблем. Я мечтала пойти в школу, завести друзей, да даже просто пройтись по улице одной, как взрослая! Когда закончилась Смута, мне было двенадцать. Во мне снова расцвела надежда на нормальную, спокойную жизнь, ведь теперь моя помощь уже не была нужна отцу, он добился своего! Однако отец, как и всегда, терпеливо объяснил — я все еще могу случайно выдать себя, а он не переживет, если со мной что-то случится. Я же не хочу расстроить папочку? Конечно же, я не хотела. И еще очень долго верила в эту сказку о заботе.

Я взрослела и менялась, и вместе со мной менялось мое восприятие. Разница между мной и ровесниками, изредка посещавшими наш дом со своими родителями, становилась все очевиднее. Мне все сложнее было находить общий язык с людьми — о чем можно поговорить с девчонкой, покидающей дом исключительно в сопровождении отца? Меня считали странной, скучной, порой даже глупой — ведь я училась дома. Никто не произносил этого вслух, но мне это и не было нужно — я уже уверенно пользовалась ментальным даром и не стеснялась залезать в голову собеседника. Разница между тем, что мне говорили и тем, что обо мне думали, ужасала. В те годы мне казалось, что лгут вообще все вокруг.