Я и не предполагала, что придется ждать часами. Играла в телефон, пока не разрядилась батарея, потом пыталась дремать. Ну и на кой-ляд меня нужно было сюда тащить, если даже в кабинет с собой не пригласили? Караулить вход вместе с дежурным?
Каково же было мое облегчение, когда часа через четыре Александр Дмитриевич все же вышел и протянул мне руку:
— Всё. Пойдем.
Переспросила, только когда мы вновь оказались в машине, а шеф не спешил заводить двигатель:
— Что значит «всё»? Лёшу отпустят?
— Отпустят? — он неотрывно смотрел на входную дверь отделения. — Зачем? Я им такие показания дал, что они его теперь лет двадцать не захотят отпускать.
— Что? — выдохнула я недоуменно. — Нет, я все понимаю… но ведь брат же… Но…
Он перебил меня смехом:
— Я пошутил. Сейчас с документами закончат и вышвырнут его.
— А-а, — я ощутила невольное облегчение и не постеснялась его озвучить: — Все-таки приятно знать, что в вас есть что-то человеческое.
— Человечность тут не при чем, Карин. Уголовщина в семье — это удар и по моей репутации. Если бы брат носил другую фамилию, я бы в данный момент уже в третий раз в тебя кончал.
Сказано это было совершенно равнодушным и спокойным тоном. Вот и я не стала зацикливаться на формулировке. Быстро сменила тему:
— Но все же интересно выходит. Все говорят, что деньги и связи творят чудеса, но я впервые стала очевидцем.
Начальник скосил на меня ироничный взгляд.
— Говоришь так, будто я только пальцами щелкнул — и все проблемы улажены. Теперь я еще и поручитель, обязан проследить, чтобы господин Данилин-младший явился на суд и желательно в трезвом виде.
— И все равно! — не унималась я. — Уж точно не каждый паренек, пойманный с наркотиками, так запросто и в первый же день увидел бы свободу!
Александр Дмитриевич неожиданно вздохнул и снова устремил взгляд на вход.
— Если бы только наркотики. Ему хулиганство вписали.
— Хулиганство? — деланно изумилась я. — Лёше? Представить невозможно!
— Ну да, — он усмехнулся. — Он домогался полицейского. Сотрудники восприняли это как издевательство, они даже не поняли, что он мог и всерьез. Да я и сам, честно говоря, не уверен.
Предмет наших волнений появился через двадцать минут — почти свежачок. Шел к нам, распевая «Владимирский централ» и по-блатному заламывая пальцы. Сел на заднее сиденье, потянулся и только после этого унял невыносимое завывание отечественного шансона. Я только сейчас вспомнила о важном и развернулась к нему:
— А твой парень? С ним что будет?
— Какой еще парень? — нахмурился Александр Дмитриевич.
Лёха-брат лишь отмахнулся:
— Мы расстались! Оказалось, что тяжелые испытания — это не наш путь. Но я уже перевлюбился. Вы не представляете, это идеал: глаза горят, брови вразлет, а в форме… — он приторно выдохнул, — меня замучили фантазии о его резиновой дубинке. Все, теперь я законопослушный гражданин, такому шушера преступная не нужна!
Я хмыкнула, Александр Дмитриевич вообще не отреагировал — привык, наверное. Обратился ко мне:
— Все, сейчас эту шушеру закинем куда-нибудь подальше, потом в офис — минут на десять, Вероника документы подготовила, мне нужно подписать. И после этого, наконец-то, сможем просто расслабиться.
— О, так вы вдвоем расслабляетесь? — раздалось радостное с заднего сиденья. — Я так и думал!
Ему никто не ответил. А моего мнения никто не спросил, как обычно. С другой стороны, если бы и спросили, то я бы крепко задумалась, а потом бы согласилась — мне тоже нужно просто расслабиться.
Глава 26
Хоть время уже было вечернее, мне ли не знать, что иногда Сережка задерживался на работе и до такого часа. Нечасто, но бывало.
— Со мной пойдешь или в машине подождешь? — спросил Александр Дмитриевич, припарковавшись.
А я не знала, как лучше. Машина оставалась в самом обозреваемом месте, прятаться под сиденье глупо, а выходящие из офиса сотрудники вполне способны меня разглядеть. Идти прямо в логово — еще глупее. Мое замешательство мужчина определил по-своему:
— Идем.
Однако в отделанном коричневым мрамором холле я поняла, что этот вариант и был наименее стрессовым. Дело в том, что Александр Дмитриевич сразу свернул вправо, а не направился к центральным лифтам. Похоже, у здешнего начальства свой подъемник, простым смертным недоступный. В лифте я уловила в себе изменение восприятия. Должно быть, оно перещелкнулось в тот момент, когда мы проходили мимо поста охраны: сосредоточенные лица парней в форме, выпрямившиеся, как у солдат перед офицером, спины, легкий кивок шефа, ни единого слова. Но на входе в офис мы пересекли границу между Александром Дмитриевичем, которого я до сих пор видела, и иным Александром Дмитриевичем, биг боссом крупной фирмы. И, черт его дери, новый образ оказался не менее сексуальным. Даже зачем-то захотелось нажать в зеркальном лифте на кнопку «стоп», повернуться к нему и убедиться, что смена образа не отразилась на его желаниях.
Словно угадав мои мысли, Александр Дмитриевич коснулся пальцем моего локтя и наклонился к волосам:
— Я так вымотался сегодня и на тебя все еще злюсь.
— На меня? — вопросила тоном святой простоты.