Мужчина отступил. Он так и остался почти одетым, а я перед ним до сих пор вся открыта. Но смущение ушло вместе с выплеснутой страстью. Даже если он прямо сейчас снова войдет в меня и отымеет по второму кругу, то я смогу только слабо постанывать, вряд ли участвовать или сопротивляться. Но удивилась, когда Александр Дмитриевич вновь подхватил меня под одно колено и приподнял выше. Вздрогнула, ощутив прикосновение холодного. Невольно рассмеялась, поняв, что он делает: босс медленнее, чем на листах, чтобы не царапать кожу, вывел на внутренней стороне бедра свою подпись. Чернила оставляли отчетливый ровный след и быстро сохли на коже.
— Видишь, почему мне нравится эта ручка? — сказал буднично. — Она не подводит в самых экстремальных условиях. Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство.
Приподняв голову, я имела счастье лицезреть уже знакомую подпись с размашистой «Д» — как печать, как знак какой-нибудь, непонятно что означающий.
— Вы такой… — со смехом начала я, но не закончила. Слово «ребенок», пришедшее на ум, не характеризовало его даже при этой странной выходке.
— Какой? — он схватил меня за запястье, помогая сесть.
— Сумасшедший.
— Отличный комплимент. Ты мне тоже нравишься.
— Потому что голая? Или потому что вами теперь подписанная?
— А почему одно должно исключать другое?
Одеваться он мне, как ни странно, помогал. У него все-таки иногда случается настроение нежности, только не в те моменты, когда ее ждешь.
Глава 27
Законы подлости существуют. Всегда, когда чего-то сильно подсознательно избегаешь, оно случается — даже если вероятность была близка к нулю. Событие происходит только в результате законов подлости, которые запускаются неведомым механизмом иррационального мышления.
В холле Александр Дмитриевич направился к стойке охраны — предупредить, что на верхнем этаже можно включать сигнализацию. Я отстала от него всего на несколько метров, и как раз в этот момент со стороны других лифтов показалась знакомая фигура. Сережка замер, глядя на меня. Сбежать сейчас я уже не могла, обязана была остановиться и хоть что-то сказать. Он не радовался нашей встрече — нет ничего хуже, чем сразу после расставания видеть бывшую. Но он тоже не мог сбежать — правила социального взаимодействия таковы, что даже не желающим того людям приходится останавливаться и объясняться.
— Карина? Ты что здесь делаешь? — он спросил без приветствия.
— Я…
Меня трясло от волнения. Я привела себя в порядок после «кабинетного свидания», но теперь начало казаться, что губы горят от поцелуев — так заметно горят, что каждый внимательный увидит. И это настолько выбило меня из колеи, что я даже простейшее объяснение не смогла выдавить. А уж когда краем глаза увидела, как по направлению к нам идет Александр Дмитриевич, то и дышать перестала.
— Карина, какого черта происходит? — Сережка начал повышать голос и был заметно раздражен. — Ты со мной хотела встретиться, или что? Но лучше бы сначала позвонила. Как тебя охрана пропустила?
Александр Дмитриевич, к счастью, сообразил переключить внимание на себя. В какой раз убеждаюсь, что с ним все же в разведку идти можно.
— Вы знакомы? — он то ли изобразил удивление, то ли действительно был удивлен. — Карина, не расстраивайтесь. Когда получите диплом, вполне возможно, у нас снова появится вакансия. До свидания. Сергей Иванович, хорошего вечера.
— До свидания, Александр Дмитриевич! — тот отозвался на автомате, а потом, когда начальник уже отошел на достаточное расстояние, добавил, ни к кому конкретно не обращаясь. — Надо же… он всех сотрудников по именам-отчествам помнит?
Я резко выдохнула. Ну точно же, какая банальность! Приходила на собеседование. Потом поблагодарю шефа, в том числе и за то, что сразу ушел.
— Да, Сереж, я не к тебе… — опомнилась я. — Думала получить тут работу. Галя договорилась…
— Твоя Галя в каждой бочке затычка, — Сережка не смотрел на меня прямо, а как будто сквозь. Но кто бы его винил? — И ты что же, работала бы там же, где я? А как же твоя подработка?
Соврала, не задумываясь — теперь уже поздно было метаться:
— Там уволилась. Ты был прав — никакого опыта я на уборке не получу, вот и решила оставшееся время потратить на что-то полезное. Извини, что так…
Я не закончила. И даже не поняла, за что именно извиняюсь — за то, что явилась на его глаза, когда он еще видеть меня не может? Или за все остальное, о чем он даже не догадывается?
Но Сережка только поморщился, махнул рукой и быстро пошел к выходу. Я еще минут пять стояла на месте. До чего же неприятно. От самой себя неприятно. И ведь поступила честно, чтобы совесть не мучила, а она все равно мучает. Или это вовсе не совесть, а осознание, как мое спокойное и стабильное будущее быстрыми шагами удаляется от меня, разменянное на фантики?