Секс и ничего личного (СИ)

— В общем, после того, как мы с дядей в очередной раз переехали, наши отношения не распались — хотя дядя очень этого хотел бы. Уверена, в том числе и из-за Микка он в тот раз потащил меня аж на другой конец страны. Но вышло только хуже для него: мы с Микком стали ездить друг к другу. Выбирали какой-нибудь город между нами, и ехали друг другу навстречу. Дядя был в ярости. Два-три раза в месяц я уезжала из дома на сутки, а то и на уикенд полностью. Ты не представляешь, как он неистовствовал: еще бы, у нас ведь дела, риски и тонкий дядин расчет, а “эта курица мотается по мужикам!”. Помешать он мне не мог. Один раз лишил карманных денег и запер — я отказалась выполнять его задания. После этого физически препятствовать моим отлучкам он не рисковал. Что не мешало ему устраивать мне персональную преисподнюю перед поездкой и по возвращении. И во время нее — тоже. Отключать телефон мне тогда не хватало смелости. Впрочем, справедливости ради, думаю, родители Микка тоже испытывали мало радости от этой ситуации.

Вив усмехнулся на мои слова. Понимаю. Трудно представить себе родителя, которого порадовало бы, что пубертатный подросток откалывает такие номера.

— И однажды я Микку проболталась. Не проговорилась случайно, а… доверилась, что ли? Рассказала про дядю, про то, как мы живем, про то, что дядя заставляет меня делать. Микк… Он сказал, что дядя меня использует, и ни во что хорошее для меня это не выльется. По-хорошему так сказал, без осуждения, и меня эта поддержка очень воодушевила. Мы стали строить планы. Как дождемся моего совершеннолетия, и я уеду от дяди, как мы устроимся… Обсуждали варианты, собирали информацию… А потом Микк погиб. Утонул. На курортах такое случается — тонут даже хорошие пловцы. Я была разбита. А дядя… Дядя даже не потрудился скрыть злорадство. “Ну что, добегалась? Некуда больше бегать?”. И меня перемкнуло. Я украла у дяди деньги и сбежала.

— Ты молодец. Ты все сделала правильно.

И слова поддержки ранили меня. Ведь, если я все сделала правильно — почему сейчас все так плохо?

— Знаешь, — призналась я, — то, что я тебе рассказываю, звучит как один непрекращающийся кошмар и ужас, да. Но на самом деле, было ведь у нас с дядей и хорошее! Он и заботливым, и веселым, и щедрым тоже был! Просто…

— Просто он оказался сволочью. Я понимаю, да. Держись, Кэсс. И не смей сомневаться: ты все сделала правильно.

Вив решительно встал, отобрал у меня пустую кружку, налил нам обоим свежий чай. Зарывшись в шкафчик, нашел печенье, забытое мной перед отъездом. Вытряхнул его на блюдце, разложил, чтобы оно лежало не просто бесформенной горкой, а красиво.

Окинул оценивающим взглядом, остался удовлетворен результатом, и сел со мной рядом.

Сгреб в объятия.

— Кэсс, я у тебя сегодня ночевать останусь, ладно?

Глава 12

Дядя дал мне свой адрес давно, но до сих пор мне и в голову не приходило этим знанием воспользоваться. А теперь…

Мне нужно было с ним поговорить, и я не хотела говорить по телефону.

Мне нужно посмотреть своему страху в лицо.

Психологическое насилие, манипуляции, шантаж — как юрист, я прекрасно знала эти термины, но почему-то никогда не применяла их на себя. Я же сбежала, я успешная студентка, я умница и красавица, перспективная выпускница. Я не жертва.

Но только раскладывая все по полочкам Виву я поняла, насколько я еще далека от свободы. Дядя все еще имел надо мной власть. Вбитые за годы совместного проживания рефлексы, продолжали исправно работать несмотря ни на что.

А если дядя исполнит свою угрозы, то, есть шанс, что от свободы я буду далека не только в фигуральном смысле, но и буквальном.

Я не сказала Виву, что пойду с ним встречаться.

Мне почему-то показалось, что он захочет пойти со мной, подвезти, подождать в машине… и несмотря на то, что мне отчаянно этого хотелось, я сама себя одернула. Дядя не несет для меня физической угрозы. А раз нет — значит и нечего. Считаешь себя сильной и независимой — будь сильной и независимой. Что значат эти три года самостоятельной жизни, если я буду бояться поговорить с дядей один на один просто потому, что он будет на меня орать?

Хороший район, ухоженная улица. Для того, чьей жизни угрожают какие-то уголовники, дядя Квентин не слишком-то стремился скрыться из виду.

Впрочем, в этом он весь. Казаться — значит, быть.

Нажимая на кнопку дверного звонка, я не знала, чего я хочу больше, продлить агонию, но отложить разговор, потому что его нет дома, или все же разобраться здесь и сейчас…

— Явилась. Ну, заходи.

Все те же интонации, от которых крутило живот и подкатывала тошнота. Тело вопило — не провоцируй. Голова напоминала — бесполезно. Тут как у прокурора, все сказанное будет использовано против вас.

Дядя тут же прошел вглубь квартиры.

Я помедлила, тщательно вытирая обувь о коврик, расстегнула куртку, но не стала снимать ни то, ни другое. Конечно, очень хотелось надеяться, что получится договориться. Но если не получится, то я не готова тратить лишние секунды на одевание, под потоком брани, оскорблений и унижений.