Секс-комедия в летнюю ночь [=Комедия секса в летнюю ночь]

Женщины идут в дом.

Эндрю. Она очень мила. Когда ей будет двенадцать?

Максвелл. Уже никогда, дорогой. Ей уже два раза по двенадцать. И у нее большой жизненный опыт. Всю дорогу, пока сюда ехали, не могла успокоиться — мешала рулить.

Эндрю. Максвелл, когда ты уже станешь взрослым. Ты ведь, просто, персонаж из древнегреческой мифологии: получеловек — полукозел.

Максвелл. Живут один раз, мой друг. Я знаю. Я же вижу их каждый день в больнице. Чахоточных, паралитиков, сердечников. Молодых мужчин и женщин, которым мы имеем подлость сообщать, что им предстоит умереть, а они и не жили еще по-настоящему. Ни одного мгновенья. Не сорвали ни одного цветка.

Эндрю. А тебе не приходило в голову — жениться?

Максвелл. Я взял себе за правило — ни на чем подолгу не задерживаться и любить только самого себя. Ты же меня знаешь, Эндрю. Жениться для меня — это убить надежду. А, кроме того, найти что-то настоящее я все равно не смогу.

Последние слова он произносит с безнадежной тоской. Эндрю в это мгновение останавливается и в отчаянии закрывает руками лицо, выпуская при этом из рук чемоданы Максвелла, которые с шумом падают.

Ты что? Ты что, Эндрю? Я же просто треплюсь. Не надо меня оплакивать.

Эндрю. У нас с Адриана что-то не ладится.

Максвелл(с искренним участием). Правда?

Эндрю. У нас нет секса. Я не знаю, что случилось. Вначале все было хорошо. А потом она стала какой-то капризной, напряженной. И я стал напряженным. Не знаю, может, я что-то такое сказал… Какие-то не те слова.

Максвелл. Не переживай, такое бывает. Это в порядке вещей.

Эндрю. Да, но это уже длится почти шесть месяцев.

Максвелл. Полгода без секса? Дай, я послушаю твой пульс.

Эндрю. Пожалуйста, не говори об этом никому.

Максвелл. А у тебя никто не завелся на стороне?

Эндрю. Нет.

Максвелл. Но такой срок. Это ведь ненормально.

Эндрю. Я весь ушел в свои занятия, направил всю энергию на мои изобретения. Из-за этих проблем в постели я теперь могу летать.

Максвелл. Может, у нее какая-то анемия. Что-то на психологической почве. Я слышал, в Европе в таких случаях очень эффективно лечат гипнозом.

Далси(появившись в окошке, подмигивая). Максвелл! Приветик! А я тут. Ты не идешь и дом?

Максвелл. Лечу. (Уходит в дом.)

Эндрю(в отчаянии). Я не знаю, что мне делать. Максвелл! Это ужасно. Мы лежим рядом в постели… Ужасно. (Садится в отчаянии.)

Адриана(проносит кувшин с прохладительным напитком). А эта малышка очень симпатична. Ты не находишь?

Эндрю. Кто?

Адриана. Как кто? Далси, подружка Максвелла. А ты о ком подумал?

Эндрю. Да-да, она очень милая.

Адриана. А что тебе сейчас пришло в голову.

Эндрю. Ничего…

Адриана. Вчера, когда я сказала про Ариэль Взймонт, ты разбил стакан.

Эндрю. Правда? Я, наверное, просто устал.

Адриана. Ты ее знаешь, Ариэль Вэймонт?

Эндрю(нервно). Ее? С какой стати… Почему?.. Нет… Откуда мне ее знать… Конечно, я ее не знаю.

Адриана. А-а… (Приносит поднос со стаканами.) Она очень раскрепощенная и откровенная, ты не находишь?

Эндрю. Кто, Ариэль Вэймонт?

Адриана. Нет. Далси. От нее исходит какой-то животный магнетизм.

Эндрю. О-о, Далси… Она — медсестра.

Сверху доносятся звуки любовных забав и смех.

Адриана. Не каждая медсестра обязательно сексуальна.

Эндрю(старается говорить громче, чтобы перекрыть доносящиеся звуки). Ну, не знаю. Медсестры всегда как-то более раскрепощены в этом смысле. Они в силу их профессии, знают чуть больше других. Про всякие там органы и тому подобное. (Звуки перерастают в крики.)

Адриана. Может, стоит обратиться к ней за советом?

Эндрю. Ну, конечно, она тебя с удовольствием проконсультирует по всем вопросам.

Адриана. Да нет, я шучу. А ты думаешь, мне нужно с кем-то посоветоваться?

Эндрю. Послушай, не надо так все это переживать.

Шум подъезжающего автомобиля. Гудок. Леопольд и обворожительная Ариэль, предстают перед нами.

Адриана. Привет, Леопольд, рада тебя видеть.

Леопольд. Привет, дорогая!

Адриана. А вы должно быть Ариэль. Я — Адриана. Мой муж — Эндрю.

Ариэль. Мы как-то встречались.

Возникшее вдруг напряжение буквально звенит. Адриана просто сражена. Лишь Леопольд ничего не замечает.