Секс, ложь и фото

— И кто же, интересно, ковырять будет мерзлую землю? Или это входит в твои обязанности? Ты, наверное, не только сутенер, но и что-то вроде шестерки у тех, кто охраняет твой грязный бизнес, — с ненавистью проговорила я.

Ответом был сильный толчок в спину. Я едва не влетела лицом в стену.

— Я не посмотрю на твой фейс, разукрашу так, что родная мама не узнает! — разъярился он еще больше.

— Ты, наверное, привык к подчинению маленьких несмышленых девочек, папочка безусый. — Я отдавала себе отчет в том, что рисковала, по крайней мере своей физиономией, но возмущение, кипевшее во мне, заглушило голос инстинкта самосохранения.

Брусков еще несколько раз тряхнул меня и… отпустил. До моего слуха донесся звук неторопливых шагов. Кто-то шел сюда.

— Ладно, сука, — прорычал Денис, — живи пока. Но если сунешься, предупреждаю — убью!

Я резко повернулась к нему и плюнула прямо в его смазливую порочную морду. Его грозящая мне хорошей затрещиной рука было взлетела, но опустилась, нерешительно повиснув в воздухе на уровне груди.

Да, страсти накалились. Но каково же было мое изумление, когда рядом с нами выросла фигура невозмутимого Шилкина. На Александре было длинное темно-серое пальто. Черный шарф был эффектно повязан вокруг шеи.

— Тебе не делает это чести, Дени, — спокойно сказал он, глядя на Брускова, как на пустое место, — пойдем, — обратился он ко мне в своей расслабленно-меланхоличной манере, — или ты хочешь продолжить общение с этим хамом?

Брусков с ненавистью посмотрел на Александра.

— Тоже мне, заступник нашелся, бери свою су…

Он не договорил, потому что тяжелый кулак Шилкина припечатал его к стене. Денис закрыл лицо руками и стал оседать на пол. Сквозь его сомкнутые пальцы сочилась тонкая струйка крови. Господи, какой яркий цвет, — в оцепенении подумала я. Мне казалось, что я нахожусь в какой-то виртуальной реальности. Вокруг меня выросли зеркальные стены, и все слова и движения людей, скользящих, подобно смутным отражениям, по поверхности этих стен, почти не затрагивают моих органов чувств.

«…Какой-то свет, какой-то звук
С трудом доходят до сознания…»

Шилкин дотронулся до меня. Я удивленно посмотрела на него.

— Так ты идешь? — ни один мускул не дрогнул на его бледном лице.

От того восторженного и увлеченного человека, которым он предстал передо мной в своем причудливом жилище, не осталось и следа. Маска заиндевелого бесстрастия не давала пробиться ни одному бесконтрольному движению мышц. Ни гнева, ни раздражения…

Я наконец пришла в себя и поплелась по коридору. Александр двинулся за мной. У гардероба мы остановились.

— Поехали ко мне, — тихо сказал Александр, — или у тебя дела?

Тут я вспомнила, что искала его. Амнезия, национальная болезнь латиноамериканцев, столь ярко представленная в бесчисленных сериалах, и в наших, северных широтах, как видно на моем примере, давала о себе знать.

— Мне нужно кое-что сказать тебе. — Я механически достала из сумки номерок и протянула его Александру.

Он положил блестящую кругляшку перед Кирюшей. Тот подал шубу. Александр галантно помог мне ее надеть.

Мы вышли из бара и сели в машину. Уже начинало смеркаться. Я с тревогой посмотрела на Шилкина.

— Ко мне приходил Волков. Он расследует убийство Беловой. Спрашивал про тебя.

— Что конкретно?

— Выходил ли ты из бара незадолго перед тем, как обнаружили труп Насти?

— И что ты ему сказала? — равнодушно спросил Александр.

— А что я должна была ему сказать? — с раздражением спросила я.

Меня начинала бесить его безучастность, выглядевшая нарочитой. Я, понимаешь ли, переживаю за него, выгораживаю, вру следствию, а он сидит как каменное изваяние и со снисходительной небрежностью внимает мне или только делает вид, что внимает, а сам думает о чем-то своем, о Шопенгауэре, например, или представляет, как он мумией плывет по волнам вечности?.. Мне стало смешно. Гнев остыл. Только на дне души все еще томилось капризное недовольство глупенькой, маленькой девочки, которую взрослые отказываются воспринимать всерьез.

— Правду, ты должна была сказать правду, — пробубнил Александр.

— Ты сегодня случайно не разговаривал с майором? — насторожилась я.

— Нет. Успею еще пообщаться с ним.

— Я сказала, что ты никуда не выходил. Никто ничего не помнит, так что…

— Не надо было этого делать, или ты боишься за меня? — склонив голову набок, вяло усмехнулся Александр.

Да он что, издевается? Конечно, боюсь, а то как же?! Стала бы я к нему по сто раз на дню ездить и Волкову мозги пудрить, если бы не переживала за него.

— Откровенно говоря, да. — Я в упор посмотрела на него.

— Подумай, кто я тебе? Зачем тебе все это? — с грустью произнес он.

Ну, прямо лебедь умирающий или Сенека на последнем издыхании: вены вскрыты, кровь почти вся вытекла, и вместо нее по всему телу разливается могильный холод…