Секс, ложь и фото

— Я заметил. Так вот, — снова кашлянул Белкин, — брат занимал ответственный пост. Неудивительно, что он мог кому-то не угодить, вы понимаете? — поднял он на меня предостерегающий взгляд.

Я кивнула. Белкин недоверчиво покосился на меня.

— Я хоть и уважаю «Свидетель» за непредвзятость, гражданскую позицию и смелость, но хочу предупредить, что, как мне кажется, дело это серьезное, и лучше вам все заранее взвесить.

— Что взвесить? — глупо переспросила я.

Станислав Сергеевич снисходительно улыбнулся.

— Стоит ли вам совать нос в это дело, — резко проговорил он.

— Мной руководит далеко не праздный интерес… — намекнула я на то, что невольно присутствовала на месте преступления.

— Саша мне сказал… — выпустил струю дыма вверх Белкин, — и все-таки мой долг — вас предупредить.

— Спасибо, конечно, — заулыбалась я, — но то обстоятельство, что я здесь, уже свидетельствует о взвешенности всех «за» и «против» в пользу «за», — убедительно сказала я.

— Похвально, — осклабился Белкин, — вижу, вы не из пугливых. Я все это время работал с братом. Поверьте, бизнес у него чистый. Он был порядочным человеком.

— Но все-таки кому-то ваш брат перешел дорогу, — возразила я.

— Ему предлагали продать завод за хорошие деньги, но он отказался, — размеренно произнес Белкин.

— Кто предлагал? — заинтересовалась я.

— Некоторые не совсем порядочные люди, назовем их так, — затянулся сигаретой Белкин.

— Мафия? — уточнила я.

— Это слово давно вышло из моды, — брезгливо поморщился Станислав.

— Я не слежу за модой на слова, — парировала я, — главное, чтобы слово верно обозначало суть предмета.

— Да, у вас есть зубы, — одобрительно усмехнулся Белкин, — вы мне нравитесь.

— Поэтому вы и решили поговорить со мной? — проницательно взглянула я на моего собеседника.

— Не только, — уклончиво ответил он, — так на чем мы остановились? Что-то я сегодня рассеянный…

«Неудивительно», — сострадательно подумала я. — На нехороших людях. Откуда у вас эта информация?

Белкин посмотрел на меня так, как смотрят родители на свое любознательное дитя, которое доросло до того, чтобы подвергать сомнению их собственную компетентность и суждения, — со снисходительной усмешкой.

— Я же вам сказал, что с давних пор работал с братом, причем занимал и по сей день занимаю в фирме солидный пост… — в голосе и лице Белкина я не обнаружила ни капельки самодовольства или рисовки. Он произнес эту реплику с достоинством знающего себе цену человека, привыкшего к своему положению чуть ли не с рождения.

«Да, — подумала я, — аристократизм — качество врожденное». Я не стала вдаваться в подробности: сколько лет понадобилось Станиславу Сергеевичу, чтобы освоиться со своим «солидным постом» и капиталами.

— В этом я не сомневаюсь, — без тени иронии сказала я.

— Нам поступило предложение продать предприятие, вернее, контрольный пакет акций. Аркадий, конечно, отказался.

— Вы сказали — нам. Поступило… Это что, у бизнесменов такой жаргон, или вы выражаетесь безлично в целях предосторожности? Если вы, занимая в компании важную должность, имели информацию об этом предложении, то наверняка знали, от кого оно поступило. Или я не права?

Может, я действовала излишне решительно и даже резко, но лишь потому, что считала неуместным в подобном случае изъясняться экивоками и уклончиво-размытыми фразами. Станислав Сергеевич отреагировал на мой самоуверенный тон взглядом, в котором было неодобрение и восхищение одновременно. Он понимал, что со мной есть смысл говорить начистоту или не говорить вовсе.

— Контрольный пакет, как я поняла, принадлежал вашему брату, у вас…

— У меня шестнадцать процентов акций, — подхватил Белкин, — это, поверьте, не много, но и не мало, — с лукавой улыбкой добавил он, но тут же нахмурился.

— Кому переходит контрольный пакет?

— Людмиле. Но она, конечно, не станет забивать себе голову металлоконструкциями, — невесело усмехнулся Белкин.

— Может, продаст или подарит его вам? — сделала я предположение, всю ироничность которого сама оценила только тогда, когда заметила на губах Белкина саркастически-недоверчивую усмешку.

— Об этом рано пока говорить, — в своей деликатно-уклончивой манере ответил Станислав Сергеевич и, затушив сигарету в пепельнице, тут же сунул в рот другую.

«Интересный вопрос, — размышляла я по поводу сомнительных реалий-баналий человеческой нравственности. — Что же это получается, деликатность заключена в уклончивости, в нежелании говорить прямо, в намерении оперировать полунамеками, туманными фразами, многозначительными взглядами, эффектными вздохами? Одним словом, в преднамеренной лжи на благо избалованной вниманием психологов и психотерапевтов, раньше времени одряхлевшей человеческой души? А нельзя ли это как-то исправить? Мое существо протестовало против этой зловредно-оскорбительной привычки. Или целесообразней все-таки что-то утаивать от жадного взгляда окружающих? Вот ведь противоречие!»

Дымная пауза, в течение которой наши сигареты вели свой безмолвный расслабленный диалог, а комната все больше и больше напоминала курильницу храма Деликатного Молчания, казалось, не думала подходить к концу.