Секс-символ (СИ)

— Ох, и дура же ты! Я вот, как мать этой дылды, — Маргарита ткнула пальцем в Агустину, которая, к счастью, сидела в наушниках, — заявляю, если бы мне сказали сейчас: «Марго, выбери — родить дочь или заполучить банкира, который ездит на Бентли и дарит ювелирку», я бы выбрала второе. Ребёнка обратно не засунешь, так что подумай, кузина, хорошо подумай. Знаешь, мужики ведь сволочи, как узнают, что у тебя есть прицеп, говорят: «Адьёс!» и машут ручкой. Так что не рожай от первого встречного. Вдруг потом найдёшь принца, а он свалит в закат из-за чужого ребёнка. Я вот считаю, что родила рано, выкинула в помойку свою молодость, а ведь я была ого-го! Женщина-огонь! На меня все оглядывались, когда я шла по улице в короткой юбке и с распущенными волосами. Но мне приспичило влюбиться в Альфонсо Акоста и поверить в его россказни. И вот итог, — она опять указала на Агустину. Та, закрыв глаза, мотала головой в такт музыке. — Я тащу это бесполезное ярмо уже семнадцать лет и не знаю, когда ему придёт конец. А она в знак благодарности даже не хочет освоить нормальную профессию, всё картиночки свои рисует да музыку глупую слушает. Таки я запишу её к психологу, не дело это — не оправдывать надежд родной матери, — и Маргарита глубоко вздохнула.

Вирхиния скорчила кислую рожу.

— Тебе легко говорить, ты-то родила молодой, ты состоялась как женщина и теперь рассуждаешь: а вот, а если бы… Но я-то уже всё, последний шанс. Вчера обнаружила морщинку у глаза. Если я не рожу немедленно, мой ребёнок будет меня стесняться и называть бабушкой. Да и зачем жить, если не для рождения детей?

— Есть люди, которые детей иметь не могут. А есть те, которые не хотят, — встряла Фернанда.— И они, представляешь, бывают счастливы, найдя себе массу интересных занятий.

— Будь моя воля, я бы убила всех бесплодных, чтобы место на земле не занимали. А тех, кто здоров, но не хочет, я насильно бы оплодотворила! — не моргнув глазом заявила Вирхиния.

Тётя Фели, вечно сующая нос во все дрязги, в этот раз самоустранилась — ей было некогда. Отведя Барби в салон красоты для собак, она пришла домой в ярости.

— Это не цены, это грабёж! — вещала тётя, бегая по гостиной и систематически натыкаясь на одну и ту же диванную ножку. — Я как увидела их прайс-лист, чуть в обморок не упала. Обдираловка! Обнаглели совсем! Я лучше сама сделаю Барби причёску и маникюр, чем тащить в этот салон столько денег, чтобы какая-то безрукая пигалица поиздевалась над моей малюткой.

Тётя Фели взялась за стрижку Барби сама. И постригла. До этого Барби была пуделем, хоть розовым, но пуделем, но после креативной стрижки тёти Фели она стала похожа на Пинки Пай — розовую пони из мультика. Шерсть у неё сохранилась только на голове и хвосте. Прочее было сострижено под корень и выкрашено в цвет фуксии. Тётю Фели результат обрадовал, но она не успокоилась и накрутила оставшуюся у Барби шерсть на коклюшки.

К вечеру разразилось цунами — Агустина купила дорогой глянцевый журнал. Внушительную часть его страниц занимала фотоссесия, на съёмках которой побывала Фернанда. Джерри, весь в стразах, и один, и с красавицей-моделью рекламировали парфюм под названием «Серебряная кожа».

Выудив издание у Агус из-под подушки, Маргарита закатила сцену. Она отхлестала дочь журналом, доведя до слёз, и долго орала, что вырастила извращенку и распутницу, которая с утра до ночи любуется на голых мужиков.

— Он не голый, — вступилась за племянницу Фэр.

— Я слепая по-твоему? Да ты взгляни! — квакала Маргарита, тыча пальцем в разворот журнала. — Он голый, голый! И не надо защищать эту бесстыжую! Раз она нашла себе кумира-извращенца, то и сама извращенка! Чтобы я больше этой дряни в доме не видела, или я тебя изобью ремнём, поняла?! Идиотка! Всего семнадцать лет, а уже порнухой интересуется! А этого совратителя малолеток надо под суд отдать!

Агустина, вся красная, рыдала в углу. Тётя Фели, прибежавшая на вопли, с Маргаритой была солидарна — она отворачивалась от журнала, закрывая Барби глаза рукой и выкрикивая одно слово: «Срам!».

Фэр выхватила журнал у сестры. Мда… фотошоп — воистину зло. Ощущение, что Джерри прикрывают только стразы. А на нескольких ракурсах у него обнажено бедро. И поди докажи иное. Не признается же она, что была свидетельницей этой съёмки.

— Не вижу ничего страшного, — уверила она Маргариту. — Эти фото не стоят того, чтобы из-за них так орать. Агустина не обязана быть монашкой. Девушкам нравятся красивые мужские тела. Это нормально.

— Ей семнадцать лет! — топнула ногой Маргарита.

— А ты себя вспомни в её возрасте!

— Может, ты прекратишь указывать, как мне воспитывать дочь? — рыкнула Маргарита. — Я — это я, а она — это она. Не для того я рожала её в муках, чтобы она мне перечила! Она должна себя вести, как говорю я! — Маргарита ушла, долбанув дверью.

— Пойду я напою её мятным чайком, а то нервы у ней аж через глаза повылазили. Ох, уж эти детки, развратные и неблагодарные! — тётя Фели с Барби на руках тоже покинула комнату.

Агустина всхлипывала, пряча лицо за волосами.