— Но разве ты не знаешь, мисс инспектор, что справедливость — понятие относительное? То, что кажется справедливым тебе, не всегда справедливо по отношению к другим. И законы тоже несправедливы, ведь их составляли люди. Люди писали и библию, где понятие о справедливости иное. Люди несовершенны и часто ошибаются.
Фэр не любила философские размышления, поэтому промолчала, скрывая вновь появившееся раздражение. Вздумал ей морали читать, сомневается в правильности выбора её профессии. Умник нашёлся.
— А вот ты, Джерри Анселми, почему выбрал профессию певца?
— Потому что люблю петь.
— И с какого момента ты это понял? — Фернанде захотелось его поддеть. — Хотя нет, дай угадаю — ты пел с детства во флакончик от лака для волос.
— Нет, — дразняще прикусил Джерри кончик языка. — Лет примерно эм-м-м… в двадцать.
— А что так поздно?
— Это долгая история. Возможно, когда-нибудь я её тебе расскажу. Поначалу это было вынужденно, а теперь я люблю свою профессию. И не хочу менять её. Она дала мне очень многое, сделала реальным то, о чём я раньше и не мечтал.
Эта речь ничего Фернанде не объяснила. Вот что у него за манера — путать следы? Говорит много и ни о чём, ловко обходя острые углы.
— А почему ты сменил имя? По мне так Херман звучит красивее, — резко переключилась с темы Фэр.
Он сдвинул брови.
— Почему Херман?
— Ну-у… я слышала там, в клинике, как доктор называл тебя Херманом.
— Ах, доктор Гильермо! — закатил глаза Джерри. — Мы были знакомы ещё до того, как я уехал в Нидерланды. Он никак не отвыкнет, так и называет меня старым именем, хотя прошло восемь лет.
— А мне больше нравится Херман.
— Почему?
— Я не люблю американские имена.
— С чего бы это? — лицо Джерри не выражало чувств, и Фэр не могла понять: он правда заинтересован или это галочки ради.
— Просто не люблю и всё, — открутилась она, чувствуя, как к горлу подползает удушье. — Ненавижу Штаты! Ненавижу Нью-Йорк! От них одни неприятности!
— Когда-нибудь ты мне расскажешь, что такое приключилось с тобой в прекрасном городе Нью-Йорке, раз ты ненавидишь его до искр из глаз, — усмехнулся Джерри. — А пока скажи, у тебя есть жених?
— Зачем ты об этом спрашиваешь? — изумилась Фернанда. К чему он клонит? Неужто прощупывает почву? От этих мыслей она покрылась румянцем.
— Ну-у-у… учитывая то, что мы с тобой затеяли, мне не хотелось бы стать причиной ревности какого-нибудь бравого полицейского, — хладнокровно пояснил он.
— Боишься, что тебе разукрасят твоё смазливое личико? — съехидничала Фэр. — Не переживай, красавчик, у меня нет мужа, жениха, бойфренда. Я свободна как ветер!
— Это замечательно, — глаза у Джерри блестели, как капли воды на солнце, но лицо оставалось непроницаемым. — А почему? Я думал, все женщины только и мечтают, что о семье, детях…
— Я — не все! — осклабилась Фернанда. — Я не собираюсь хоронить себя в четырёх стенах, обрастая кастрюлями и детьми с ног до головы. Да я сдохну на третий же день!
Она сказала это с такой яростью, что сама изумилась. Ну вот, всё испортила! Сейчас он обзовёт её дурой и начнёт внушать, как она не права. Зачем она это ляпнула? Знает ведь, что подобная позиция вызывает бешенство у окружающих.
Но Джерри лишь улыбнулся кончиками губ. Фэр наморщила лоб — она впервые видела такую реакцию на заявление о том, что ей не нужна семья.
— Тебя это не смущает? — недоверчиво спросила она.
— Нет. Я толерантен к любым проявлениям личного видения жизни. Да и у каждого своё восприятие слова «семья».
— И какое же восприятие у тебя? — сердце у Фернанды неистово стучало — разговор перешёл на откровенные темы и, оказалось, ей невероятно легко болтать с Джерри.
— Своеобразное, — улыбнулся он.
— А поточнее.
— А зачем тебе это?
— Твои рассуждения вызывают у меня интерес, — призналась Фэр, краснея как томат.
— Не думал, что я столь привлекательная для тебя личность.
— Скорее загадочная, а я люблю загадки.
— И какую из моих загадок ты хочешь разгадать, мисс? — он чуть перегнулся через стол, на Фэр пахнуло дорогим парфюмом — горько-терпкой смесью мускуса и пачули. Сексуальный, дерзкий аромат, от которого голова кружилась.
— Я же спросила тебя про твоё понимание семьи. Хочу сравнить, насколько оно схоже или несхоже с моим.
— На это могу ответить так: я не семейный человек, — скрестив пальцы, он упёрся в них подбородком, изучающе глядя на Фэр. — Традиционное понимание семьи — куча поколений в одном доме, совместные трапезы, посиделки, сплетни, обсуждения проблем на семейных советах для меня чужды. Я их не понимаю и не принимаю. По мне это сущий ад.
— А как же жена, дети и всё такое?
Он пожал плечами.
— Меня это не интересует.
— В смысле? — внутренне напряглась Фернанда, чувствуя подвох.
— Жёны и дети меня не интересуют. Я чересчур свободолюбив, чтобы посвятить жизнь одному партнёру, одному дому, одному проекту, одним и тем же людям. Я люблю менять обстановку и окружение, мне надоедает однообразие. Я не представляю, как можно десятилетиями жить с одним человеком, спать с одним человеком. Каждый день одна и та же рожа. Это кошмар!
— Но… нельзя всю жизнь быть в одиночестве.