– Давай лучше я, – произносит этот незнакомец на чистом русском. И все бы ничего, вот только голос. Смутно знакомый и фраза такая, словно он меня знает.
Я смотрю на него. Уже более внимательно. Что-то шевелится в мозгу, какая-то мысль, но я не могу ее поймать.
Слышу скрип двери, обернувшись, на пороге вижу отца. Такого лица я у него не видела никогда! Бледного, словно пустого. А вот взгляд дикий и мимо меня – на странного мужчину.
Артем почему-то отходит в сторону.
Что происходит?
Я снова возвращаю взгляд на незнакомца, и тело почему-то наливается тяжестью, и в голове одна за другой плутают мысли. Ты знаешь его. Но откуда? Где я могла видеть это лицо с квадратной челюстью и большими глазами. Незнакомца. Некого Иля. Его лицо… такое смутно знакомое. И улыбка. Словно дом, в который хочется вернуться. Который никогда не забыть.
– Нет, не может быть.
– Пацанка, это же я.
– Ты умер, – сглатываю тошноту и нелепый страх перед счастьем. Таким зыбким – зыбким. – Ты же умер!
Он качает головой, и меня пробирает дрожь. Рыдание срывается с дрожащих губ, и я снова кричу.
– Ты умер, умер! Папа, скажи, что он умер! Мы хоронили его!
– Пропал без вести, – слышу голос отца уже ближе и срываюсь.
Подбегаю, беру это, такое родное, такое незнакомое лицо в ладони и ощупываю со всех сторон, чтобы убедится, что не приведение, что не мое больное воображение, что не сон.
– Васька, Васька мой вернулся. Папа – это Вася. Живой.
Руки брата тут же прижимают меня к себе, и я начинаю целовать его щеки, глаза, лоб, чувствуя невыносимую боль в груди, но она не мешает, она как освобождение, как ключ от темницы, в которой я много лет сидела.
– Васька, мой, живой. Боже, какое счастье. Мама! Мама! Иди сюда!
Висну у старшего брата на шее и слышу за спиной голос отца.
– Он расскажет. Он все сейчас расскажет, если конечно, ты его сейчас не задушишь.
Отпускаю брата с улыбкой, отхожу на пару шагов, чувствуя взгляд Артема. Закрываю глаза и не веря качаю головой.
Отец и брат обнимаются, такой силы эмоций на лице у старшего Ланского я не видела никогда, а такого крика от матери я никогда не забуду.
Она буквально слетает с крыльца и, рыдая в голос, кидается на шею сыну.
Я прикрываю дрожащими пальцами рот, продолжая плакать и мочить свою белую тунику. Но и прекратить не знаю как. Хочется кричать от счастья, от того, что оно теперь навсегда поселилось в этой семье.
Мама с отцом уводят Васю в дом, но он перед этим подходит ко мне и шепчет на ухо:
– Шах и мат, сестренка.
И мы остаемся вдвоем.
Я и человек, вернувший мне брата. Моего, отошедшего на тот свет, брата.
Глава 30. Настя
Тишина между нами казалась оглушительной, а в глаза бил свет солнца и бликов машины, в голове шумела толчками кровь. Дыхание раз за разом перехватывает, потому что поверить в происходящее просто невозможно.
Снова оборачиваюсь на дверь, за которой скрывается семья. Рыдающая мать, ни проронивший ни слезинки отец и улыбающийся брат. А я здесь, и тот, кому я благодарна, тоже здесь.
Смотрит, молчит и терпеливо ждет, когда я перестану плакать, когда скажу ему спасибо. Но разве можно одним словом выразить все, что я чувствую. Разве можно рассказать о той буре, что сейчас лютует внутри.
Артем делает осторожный шаг, и я смотрю в эти удивительные, сейчас такие серьезные глаза. Хочу спросить, многое узнать, но лишь поджимаю дрожащие губы.
Откуда во мне эта обида.
– Ты снова отобрал у меня возможность сделать, то что я хочу.
– Дай мне шанс, Голубка, и я сделаю все, что ты хочешь.
Не сомневаюсь, но как же тяжело просто сделать шаг и обнять его, отдаться ему.
Я не готова. Не сейчас.
Вдыхаю новую порцию воздуха, чувствуя как тесно обтянуло грудь счастьем. Хотелось кричать, лететь, смеяться. Только не стоять на месте.
Я развернулась и просто пошла вперед. Вышла за калитку и направилась вдоль домов, туда, где заканчивалась линия поселка и начинался густой лес.
– Насть… – окрикивает Артем, и для меня это как выстрел на старте.
Есть жизнь до и после. Страх перед счастьем естественный и он захватил меня в своей плен, заставляя перебирать ногами в кедах все быстрее. Бежать, бежать, бежать.
Мне нужно подышать, глотнуть свежего воздуха, чтобы осознать, что любимый жив и рядом, что брат живой. Что череда одиноких дней и ночей позади…
Но как же страшно, страшно, что открою глаза и пойму, что это сон, что это шутки воображения. Или, что еще хуже, мне скажут, что все не настоящее, все это просто жестокий розыгрыш.
И я продолжила дышать, бежать, чувствуя как эндорфины впрыскивают в кровь адреналин, только подгоняя меня двигаться быстрее, смеяться заливистее, плакать громче.
Бежала минут пять, пока плечо не дернули и я не врезалась в твердую грудь, и не оказалась лежащей на мягкой земле.
А надо мной на фоне солнца Артем. Его силуэт, как вырезанный из черной бумаги.
Его дыхание ровное, но я вижу напряженную позу и чувствую, что взгляд прожигает в груди дыру.
Сажусь, подтягиваясь на локтях, и тяжело дышу после стремительного бега.
Осматриваю поляну, на которой мы оказались и понимаю, что все… прибежала.