Сексология в письмах (Опыт психотерапии по интернету в сексологии)

Чтобы во всём разобраться, рассмотрим основные положения монографии. Снабдим их комментариями и сопоставим с письмами геев, приведенными в этой главе. Должен предупредить: кому-то из читателей книга судебных психиатров может показаться чересчур сложно написанной. Что ж, в таком случае можно сразу приступить к анализу писем Игоря, Дениса, Алексея, Георгия и других корреспондентов. И всё же я бы посоветовал не упускать возможности познакомиться с текстом монографии, представленном мною в обширных цитатах. Во-первых, психиатрия – крайне интересная область медицины, одна из дисциплин, лежащих в основе сексологии. Почувствовать её дух, даже если он передан в нарочито затруднённом для понимания варианте, полезно и познавательно. Во-вторых, читатель сможет проследить, как абсолютизация бесспорных психиатрических понятий приводит к искажённой трактовке сексологических реальностей.

Авторы монографии утверждают: «парафилии, занимая стабильное место в криминальной активности, определяют совершение как наиболее тяжких, так и наиболее рецидивных правонарушений. Если иные психические аномалии выступают в роли вероятностной предиспозиции ООД (особо тяжких деяний. – М. Б), то некоторые парафилии нередко почти однозначно ведут к совершению уголовно наказуемых деяний». «Теория нарушений половой дифференцировки мозга может быть использована для построения теории всего комплекса отклоняющегося сексуального поведения и (доказательства) наличия у лиц с парафилиями различных вариантов искажения полового самосознания».

Нет ли тут перехлёста? Относится ли это утверждение, скажем, к женщинам, нередко практикующим эротические игры со своими любимыми домашним собачками? Формально-то они – зоофилки (письмо IА1а)! Но неужто процесс половой дифференцировки мозга у каждой из них так безнадёжно отклонился от нормы? Между тем, игры с хвостатыми любимцами обычно не мешают наступлению сексуальной зрелости девушек и их влюблённости в мужчин.

А успешные деятели культуры и науки, предприниматели, политики, наконец, самые обычные граждане, которые, вполне приемля свою гомосексуальность, в остальном ничем не отличаются от своего окружения, – вправе ли Ткаченко подходить к ним с мерками перверсии (извращения)? Да, половая дифференцировка их мозга в периоде внутриутробного развития отклонилась от стандарта. Но так ли уж серьёзны "искажения их полового самосознания", что обрекают их на участь "извращенцев" и преступников?

Настораживает уже сам факт, что авторы подходят к узловым проблемам сексологии, исследуя контингент преступников, заведомо отягощённых психическими отклонениями. Корректно ли это? Так ли уж гомосексуальность несовместима с "нормой" биологически, особенно если учесть, что сексуальность людей чрезвычайно вариабельна, а однополая активность животных, отмеченная учёными у большинства животных видов, как правило, имеет приспособительный характер и закреплена эволюцией? И, главное, вправе ли авторы игнорировать наличие границы между инверсией (отклонением от стандартной сексуальности) и перверсией (половым извращением)?

А ведь они без колебаний относят к гипотетическому "парафильному синдрому" как перверсии, так и инверсии, отнюдь не разграничивая их. Так, Ткаченко корит покойного сексолога Георгия Васильченко за неоднородность его подхода к отдельным перверсиям и инверсиям. Тем самым они, по его мнению, остаются вне единого "парафильного синдрома". «В то же время такое разграничение противоречит клинической реальности, свидетельствующей в пользу неразрывной связи всех указанных феноменов девиантного сексуального поведения». Приговор суров, но, как станет ясно из дальнейшего анализа, абсолютно неправомочен. Гипотеза Ткаченко так и осталась недоказанной, мало того, она оказалась тенденциозной и крайне противоречивой, отнюдь не вписываясь в "клиническую реальность", наблюдаемую сексологами.