Сексуальная жизнь наших предков

Мама продолжает принимать эти немецкие лекарства (на бутылке написано «Сальварсан»), но улучшения больше нет. Она горит в лихорадке, потеет так, что простыни всё время мокрые, у неё выпадают зубы. Доктор теперь не излучает оптимизм: я слышала, как в споре с тётей Эльвирой он обиженно заявил: «Нужно было сразу отвезти её в клинику французских болезней», – но что означают эти слова, я не знаю.

– Я, кстати, тоже, – заметила Джиневра. – А ты, тётя Адита?

– Так вот, значит, какой секрет ты хотела сохранить, бабушка: что твоя мать умерла от позорной болезни, сифилиса, или «люэса», как его тогда называли. Отцовский подарочек, как говорила тётя Эльвира.

– Поверить не могу, – пробормотала Джиневра. – Сифилис. Не знала, что от него умирают.

– Такое случалось, пока не изобрели пенициллин. Да и сейчас стоит быть с этим поосторожнее, тебе разве не рассказывали в женской консультации?

– Конечно, рассказывали! Расслабься, тётя Адита, у меня в сумочке всегда есть пачка презервативов.

– Нашли что обсудить, бесстыдницы! В Адите я никогда не сомневалась, но ты, Джиневра, ещё совсем ребёнок!

– Мне уже девятнадцать, бабушка, на год больше, чем тебе, когда ты вышла замуж. И мне ни капельки не стыдно.

– Хотя должно бы! К сожалению, я никак не могу повлиять на твоё поведение. А вот мне было очень стыдно, и когда в конце апреля мама умерла, мы немедленно закрыли гроб, чтобы родственники не заметили, как она изменилась. Это предложила тётя Эльвира, и отец с ней согласился. Но все знали, какое зло её убило. Мы похоронили маму в Ордале, в фамильном склепе семейства Феррелл. Гаддо был великолепен: он скорбел по ней вместе со мной и Тоской, утешал меня и с уверенным видом стоял рядом, пока я принимала соболезнования, не обращая внимания на досужие разговоры. Оплатил все расходы на похороны и заказал для меня портнихе целый шкаф очень элегантных черных платьев – словно знал, что мне надолго придётся облачиться в траур. Наша удача закончилась.

Донора, 2 мая 1909 года

Мы едва успели вернуться с похорон, как пришла телеграмма из Флоренции, от свояченицы Гаддо, Малинверни: «Произошло несчастье. Близнецы серьёзно пострадали. Приезжай». Гаддо совершенно обезумел от горя, даже мои объятья не могли его утешить. С первым же паромом мой муж отбыл в Ливорно. Не смея и думать, что он найдёт по прибытии, я заказала двенадцать месс за здравие ещё незнакомых мне пасынка и падчерицы.