Сексуальная жизнь наших предков

– Нет-нет, я уверен. И... Нет, ты все равно не поймёшь.

Ада Бертран, как мы уже неоднократно упоминали, была женщиной рациональной. Услышав такие слова, она могла презрительно фыркнуть и послать Джулиано к чёрту. Хватит уже детских игр и загадочных дамочек! Что может быть особенного в том, чтобы потерять голову от любви к другой, возможно, более молодой любовнице? Что тут непонятного?

Но благородство Аде тоже было не чуждо. Она всегда инстинктивно старалась поставить себя на место оппонента, а Джулиано, несмотря ни на что, желала только добра. Сжав его холодные руки, она вдруг заметила гравюру, висевшую на стене над их столом, – старинную гравюру, грубо раскрашенную вручную. Изображённый на ней персонаж, архангел Михаил, в честь которого и был назван ресторан, воздев над головой меч, попирал распластавшегося по земле демона. На зеленоватом лице нечистого (вот ведь бедолага, подумала Ада) застыло такое же потерянное, сломленное выражение, как и у Джулиано. А Михаил, кудрявый красавец-блондин в золотом нагруднике, короткой юбочке из разноцветных кожаных полос, изящных поножах и с огромными распахнутыми крыльями, выглядел повзрослевшей версией Купидона, божеством любви ужасной и воинственной, вооружённым не луком со стрелами, а мечом, потому что такая любовь приносит людям боль и заставляет страдать. Ей сразу вспомнились одно из дантовских «Стихов о каменной даме», «Пусть так моя сурова будет речь» – по её внутреннему ощущению, самое красивое когда-либо написанное произведение о разрушительной силе любви.

Амор заносит меч, им поразил

Он некогда несчастную Дидону,

Ступил, не внемля стону,

На грудь мою; напрасно я взываю

О милости, я милости не чаю.

Занёс десницу надо мной злодей

И, ослабевшему от пораженья,

На землю без движенья

Поверженному, дерзостно грозит^[68].

Таким был или, во всяком случае, казался сейчас Джулиано: смертельно усталым, измученным, опустошённым, как будто по нему пронеслось стадо бизонов, не убив, но переломав все кости, оторвав конечности и растоптав сердце.

Ада никогда бы не подумала, что такой уравновешенный человек может так сильно страдать из-за любви, в которой добился взаимности. «Я никогда так не любила. А, может, никогда и не смогу», – подумала она. Интересно, достоинство это или недостаток? Сознательно доведённая до крайности самозащита, сказал бы, наверное, психоаналитик. И в чём же причина? В том, что её бросил Фабрицио? Или в детской травме из-за того, что родители погибли под бомбами? Или во врождённой холодности характера? Как там говорила Дария? «Единственный, ради кого ты готова обуздывать своё безумие – твой дядя Танкреди». Но от дяди Тана Ада никогда не получала ни душевных травм, ни угроз, только тепло и защиту.

По-видимому, ментальная связь, некогда заставлявшая их с Джулиано радостно и удивлённо переглядываться, ещё действовала, потому что именно в этот момент он, собрав все силы, заставил усталое лицо растянуться в улыбке и поинтересовался:

– Как там дела в Доноре?

– Неплохо, – ответила она. – О нас они пока ничего не знают, но рано или поздно придётся им сообщить. Дядя Тан расстроится, он тебя любит.

Джулиано склонился над тарелкой:

– Не усложняй всё ещё сильнее, пожалуйста. Я тоже его люблю. И тебя, Ада... Ты даже не представляешь, насколько я тебя люблю. Если бы только это было возможно...

– Что именно? Вернуть всё назад? Или избежать выбора между мной и этой?.. Ты уже выбрал, и я, по крайней мере в этом плане, тоже выбрала. Хватит. Давай закроем вопрос здесь и сейчас, без злобы и ненависти, как цивилизованные люди.

– Да, ты права. Именно поэтому я и хотел тебя увидеть. Я волновался, как ты там.

– Нормально. Вся в работе. И одна...

– Тебе что-нибудь нужно? С деньгами проблем нет? Я мог бы...

– Нет-нет, ты прекрасно знаешь, у меня всё есть.

Они всегда сами оплачивали свои расходы, считая это делом чести. Того, что Ада зарабатывала в университете, ей хватало, плюс каждые три месяца дядя Тан присылал ей немного денег, называя это «небольшим вкладом в поддержку твоей независимости». Джулиано оставалось позаботиться только о коммунальных платежах, поскольку квартира принадлежала ему безраздельно, и о зарплате синьоры Тильды, приходившей убираться и два раза в неделю относившей белье в прачечную.

Вот, кстати, проблема, которую нужно решить, подумала она. Готов ли Джулиано по-прежнему выделять на это деньги или придётся её уволить? И за какое время нужно предупреждать? Синьоре Тильде уже почти шестьдесят, ей непросто будет найти другую работу. Может, стоит дать ей выходное пособие или какой-нибудь дорогой подарок? Оба очень ценили старушку.

Удивительно, чего только люди не обсуждают во время своей последней встречи! Но повседневная жизнь вообще состоит из таких банальных, совершенно не романтичных вещей.