Конечно, я ожидала этого момента, однако он настал гораздо быстрее, чем я рассчитывала. Пока мы должны медленно двигаться по этой деликатной почве.
— Почему ты сказала это? — спросила я.
— Я уже думала об этом раньше. Например, почему я падаю в обморок на танцах. Не потому ли, что я нервничаю из-за мальчиков или еще из-за чего-нибудь. Хотя к урокам математики это не подходит. Они скучны. Может быть, я делаю что-то такое, чтобы они были поинтереснее. Обмороки наверняка делают это.
— Не делаешь ли ты еще что-то, чтобы они были более интересными? Может быть, перед обмороком?
— Вроде историй, которые я рассказываю себе, чтобы не было так уж скучно?
— Возможно.
— Мои маленькие истории могут уложить меня в обморок, ха? Так что никакой парень не делает это надо мной?
— Как ты думаешь?
— Я чувствую, будто что-то действует на меня извне.
— Трудно ли думать о том, что это может прийти изнутри, от тебя? Этер кивнула, и снова показалось, что она вот-вот расплачется.
— Это вызывает у меня желание поверить в тех злых ангелов, о которых говорил священник.
— Иногда гораздо легче поверить в них.
Когда Этер сказала: «Возможно, это о сексе», она проверяла меня и, как я полагаю, себя. Ей было чрезвычайно трудно даже позволить себе подумать о том, что ее фантазии или какие-то мысли могут быть сексуальными. Возможно, проверяя мою реакцию на эту идею, она хотела узнать, какие чувства вызовут у нее просто разговоры об этом. А если бы я немедленно подпрыгнула, сказав: «Вот именно!» — не напугала ли бы я ее в тот же самый момент? Она бы не замедлила снова призвать «злобных ангелов».
Вообще, когда подростки разговаривают со мной о сексуальных делах, они что-то хотят сохранить в тайне от родителей. Хотя Этер никогда не говорила мне об этом прямо, я понимала, что это именно тот случай. Наши разговоры вызывали у нее довольно сильное беспокойство.
Я продолжала встречаться с ней несколько недель. Обмороки прекратились, но мы продолжали бороться с их источником.
В большинстве фантазий Этер не было явной сексуальности. Они охватывали все сферы чувств и деятельности, не являющиеся неожиданными для пятнадцатилетней девочки или любого человека. Обычно она помещала в центре фантазии себя. В этих «историях» она много путешествовала, оставляя далеко позади старшие классы католической школы, своих родителей и друзей.
Этер вспомнила, что эти воображаемые истории начались с самого раннего возраста. Она призналась мне, насколько они расширили ее мир. Ее мать, отец и три брата никогда не выезжали за пределы Северной Калифорнии. В своих фантазиях Этер провела много времени в Австралии. На уроках математики она часто странствовала по Австралии. Она совершала путешествия в Австралию с мальчиками, они жили вместе в отелях или палатках. Этер не была уверена, когда и как именно появились сексуальные темы, но изменения в историях начались, вероятно, за год или два до прихода ко мне. Некоторые мальчики в историях стали приобретать лица и имена, и ей хотелось целовать их. Она рассказала мне, что долго удерживала себя от этого, поскольку для нее поцелуи были запретными даже в фантазиях. Потом Этер вспомнила, когда первый раз ее фантазия имела определенно сексуальный настрой. Она как раз закончила читать «
Этер не была уверена, почему так происходит. Она даже хотела прекратить все рассказы, поскольку думала, что ее мечты о желаниях греховны даже в таких ограниченных пределах. Фантазия не соответствовала тому, чему их учили на уроках религии: отложить до брака и воспроизвести потомство. Она назвала эти положения «католическими вехами по сексуальности».
Когда Этер сказала это, я поняла, что причина, по которой ее родители не жаждут принять участие в лечении, более сложная, чем желание Этер уединиться. После ее ухода я записала это.
— Смешно, что я думала, будто это делает парень, закладывая в меня мысли. Похоже, что я не могла самостоятельно разобраться в этом деле.
— Когда ты думала так, тебе еще не с кем было поговорить. К тому же это не согласуется с тем, чему тебя учат в школе или в церкви, — сказала я.