Цирк, конечно. Флаг им в руки. Мне нравится спокойная жизнь, и я совершенно не скучаю по телевизионщикам и прилипчивым папарацци. Так здорово, что про меня больше ничего не говорят в СМИ. Джилиан ушла из «Потерявшего больше всех», и шоу уже не то. Вместо нее взяли какую-то русскую теннисистку, которая через полгода слилась. Летом должен начаться первый сезон «В форме или за бортом»: ведущей туда взяли другую бывшую теннисистку – Веронику Любарски, ту самую, которая написала «Гейм, сет и мат». Флаг им всем в руки.
Есть и по-настоящему охуенная новость: конгрессмен Квист подает в отставку из-за финансового скандала. Не было во Флориде еще политиков, которые бы отказались от отката в том или ином виде, и Квист, как и многие до него, неизбежно должен был напороться на какую-нибудь аферу с недвижимостью. Я видела, как он с красной рожей давал интервью по телику; звук был отключен, я готовила обед. Он был дома, а на заднем плане на стене висела голова пантеры. Из-за таких как раз уродов, как он, пантер во Флориде и не осталось, разве что на спортивной одежде. Но Квиста в местной политике тоже скоро не будет, что прекрасно, хотя мне уже все равно это не поможет.
От сидения на цепи и поедания разных шлаков один урок я все-таки усвоила: я стала терпимее к людям. Да, мне надо сдерживаться и перестать материть всех подряд. Лина говорит, чтобы я перестала называть женщин суками и тварями. Она знает, что эти слова изрыгал мне тогда в ухо в парке Клинт Остин и с тех пор они просто выходят наружу. Теперь, когда я все это признала, надо бы остановиться. Ну, разве что по поводу Моны можно пройтись. Как говорится, шапка впору, так носи: в ее случае по-другому и не скажешь.
Да, семейная жизнь – это прекрасно, а сейчас станет еще лучше, когда Соренсоны отъехали в свой Поттерс-Прери, округ Оттер, штат Миннесота. Меня бросает в дрожь от одной мысли, что такой город существует на планете. В Америке сейчас, наверное, столько бешеных религиозных долбоёбов развелось, сколько не было никогда, но реагировать на это можно только усилением градуса иронии. «Америка», «демократия», «свобода», «Бог» и тому подобные слова используются издевательски, с насмешкой, причем обычно людьми, которые осознают, что те, кто говорит это
– Наконец-то мы будем дома одни; я их люблю, конечно, но всему есть предел!
Но покой нам только снится. Мы не так давно вернулись домой, я поливаю что-то в саду. Солнце начинает клониться к закату, на город медленно опускается прелая тьма. С меня градом льется пот, вокруг гудит мошка. В это время суток к бассейну любят слетаться комары, и я чувствую, как один жирный кровосос впивается мне в лодыжку. Я пытаюсь его прихлопнуть, но промахиваюсь и просто шлепаю себя по ноге. Ругаясь, смотрю на свет в окне кабинета и вижу, как Лина с Нельсоном на коленях распечатывает какие-то картинки из компьютера и раскрашивает их.
Внезапно до меня доходит, что перед домом остановилась машина и кто-то – судя по звуку шагов, явно не один – выходит и идет по дорожке к двери. Сильный стук. Я возвращаюсь в дом, напрягшись, как гитарная струна; Лина идет по коридору передо мной с Нельсоном на руках и открывает.
Полиция. Один из копов – Грейс Карильо; я не видела ее пару лет. Мы встречаемся взглядами, она отмеряет мне холодный кивок, чтобы было понятно, что речь пойдет не о посиделках после долгой разлуки. Она поправилась: я слышала, ее повысили, так что, наверно, работы стало больше, а времени на спорт – меньше.
Я знаю, что все это значит. Я ждала этого дня. Я сдержала слово – обещание, которое дала Лине, когда та только посадила меня на цепь, что никогда (кроме того дня, когда у нас был
Весь мой жар куда-то улетучивается: Грейс Карильо говорит Лине, что скульптура подлежит изъятию и вскрытию для получения образцов ДНК из костей. Она показывает на улицу, где двое мужиков в синих комбинезонах подкатывают по дорожке большой ящик.
Лина качает головой:
– Боюсь, я не могу вам этого позволить.
– Скульптура вам больше не принадлежит, мисс Соренсон.
Меня всю колотит, бешено стучит сердце. Я смотрю на Лину: она совершенно невозмутима. Лицо оживляет игривая ухмылка, и она как-то буднично пожимает плечами: