Первое предположение в связи с травмирующими событиями детства состоит в том, что воспоминания об ужасах и обидах формируют паттерны мышления ребенка. Создавшаяся в результате этого ментальность способствует образованию поведенческих стереотипов, в свою очередь способствующих развитию мечтательности и фантазирования. В научной литературе, посвященной детям, пережившим психологическую травму в связи с физическим и сексуальным насилием, сообщается о таких негативных проявлениях травмы, как нарушение сна, кошмары и неприятные воспоминания (Burgess and Holmstrom, 1974, 1979; Conte, 1984; Pynoos and Eth, 1985). В других исследованиях описывается увлеченность таких детей болезненным повторяющимся отыгрыванием травмирующих эпизодов (Axline, 1969; Gardner, 1971; Terr, 1979, 1981, 1983). В играх эмоционально неуравновешенных и неблагополучных детей часто присутствуют противоречивые и повторяющиеся темы, что контрастирует с творческой и гибкой тематикой игр благополучных детей. Мы полагаем, что во время игры травмированный ребенок остается сконцентрированным на мыслях, ассоциируемых с травмирующим событием (Hartman and Burgess, 1986), а не на вовлечении в игровой процесс или самовыражении в рисунках (Howe, Burgess and McCormack, 1987). Результатом удачной реакции на травмирующее событие является адаптивное поведение. Неудачная же реакция на травмирующее событие подчеркивает беспомощность жертвы и способствует появлению у нее агрессивных фантазий, направленных на достижение отсутствующих в реальной жизни господства и контроля (Burgess et al., 1984; Pynoos and Eth, 1985; MacCulloch et al., 1983).
Второе предположение в связи с травмирующими событиями детства состоит в том, что воздействие таких глубоких потрясений, как прямое сексуальное или физическое насилие, существенным образом сказывается на социальном развитии ребенка (Burgess et al., 1984; Conte, 1984; Pynoos and Eth, 1985). Травмирующему событию может сопутствовать продолжительная эмоциональная или физиологическая возбужденность. Во взаимодействии с повторяющимися мыслями о травмирующем событии эта возбужденность может видоизменять представления ребенка о межличностных отношениях.
Нарушения развития — второй фактор, влияющий на формирование личности. По каким-то причинам ребенок перестает связывать себя с ответственным за него взрослым лицом. В результате возникновения такой негативной социальной связи ответственное лицо не оказывает влияния на ребенка, а позднее и на подростка. У психологически неблагополучного и обделенного вниманием ребенка также может наблюдаться пониженный эмоциональный отклик.
Третий фактор данного элемента модели — это отчуждение, то есть неспособность ответственного лица служить примером для ребенка. Это может происходить по различным причинам, в том числе из-за отсутствия опекуна или его неблагополучности (например, родитель, склонный к злоупотреблению алкоголем или склонный к насилию). Ребенок может воспринимать свой дом как агрессивную среду, где он становится свидетелем актов насилия (к примеру, пьяных драк), которые ассоциируются у него с сексуальным поведением взрослых.
Стереотипные реакции
Этот элемент нашей модели включает в себя две подкатегории: (1) критически важные личностные качества; (2) устойчивые и повторяющиеся когнитивные паттерны. Взаимодействие этих подкатегорий порождает фантазии.
У всех 36 убийц из исследованной нами группы налицо была склонность к развитию негативных, а не позитивных личностных качеств. Такие негативные качества мешают формированию социальных связей и развитию эмоциональных способностей в контексте адаптивного человеческого общения. Повышенная степень социальной изоляции стимулирует зависимость от фантазирования как суррогата человеческого общения. В свою очередь, развитие личности становится зависимым от фантазий и их доминантной тематики, а не от социального взаимодействия. Без человеческого общения и договоренностей индивиду не удается выстроить соответствующие им социальные ценности.