– Донор. Кем она была? Как она умерла?
– Для вас это не имеет совершенно никакого значения. На самом деле, психологически будет даже лучше, если вы не знаете.
– Очень хорошо. Буду через двадцать минут.
Она вернулась к столику.
– Нэнси, прости… Мне надо идти.
– Когда мы только сели обедать? Что случилось?
– Не могу сказать, прости.
– Так и знала, – сказала Нэнси, бросая салфетку на стол. – Это все-таки любовник.
– Позвольте мне рассказать, что нам удалось сделать, – сказал доктор Арколио.
Прошло почти два месяца, началась первая неделя апреля. Хелен сидела в накрытой белой черепицей оранжерее особняка на Чарльз-ривер, на плетеной кушетке,
заваленной украшенными вышивкой подушками. В оранжерее вовсю цвели желтые нарциссы, однако снаружи все еще было очень холодно. Небо над куполом стояло
цвета размытых чернил, и там, куда солнце не попадало, газоны были покрыты инеем.
– При обычной операции по смене пола яички удаляются, а вместе с ними удаляется и пещеристая ткань пениса. Внешние ткани пениса тогда сворачиваются назад
в виде трубки, тем самым образуя искусственную вагину. Но она, конечно же, искусственная, и во многих аспектах не в состоянии нормально функционировать.
В особенности ей не хватает полноценной эротической чувствительности. Но я могу дать своим пациентам настоящую вагину. Я могу изъять из тела донора всю
вульву, включая мышцы и пещеристые ткани, их окружающие, и трансплантировать их в тело реципиента. Потом, с помощью микрохирургических технологий, разработанных
в МИТ при моем участии, нервные окончания «подключаются» к центральной нервной системе пациента… тем самым делая вагину и клитор способными к возбуждению
точно так же, как и в теле донора.
– Мне было не до возбуждения, – сказала Хелен с кривой усмешкой.
– Знаю. Но теперь это ненадолго. Вы превосходно восстанавливаетесь.
– Думаете, я сошла с ума?
– Не знаю. Зависит от ваших целей.
– Моя цель – сохранить все, что вы видите вокруг.
– Ну… – сказал доктор Арколио. – Думаю, вам это удастся. По словам вашего мужа, ему не терпится вновь заняться с вами любовью.
– Простите, – сказала Хелен, – что я заставила вас нарушить ваш моральный кодекс.
Доктор пожал плечами.
– Теперь уже поздно. Но, должен признать, я горжусь тем, что мне удалось сделать.
Хелен позвонила в маленький серебряный колокольчик, лежавший на столе позади.
– Тогда как насчет шампанского, барон Франкенштейн?
Во вторую пятницу мая она пришла в мрачную, просторную библиотеку, где работал Брэдли, и встала посреди комнаты. Она впервые вошла в библиотеку не постучавшись.
На ней была длинная шелковая рубашка алого цвета с алыми шнурками и алые же туфельки. Волосы слегка завиты и стянуты алой ленточкой.
Ее голубые глаза были слегка затуманены, на губах играла легчайшая из улыбок, а левая рука покоилась на коленке – легкая пародия на шлюху, ожидающую клиента.
– Ну что? – спросила она. – Уже четыре часа. Тебе давно пора спать.
Конечно, все это время Брэдли знал, что она была там, и пусть он даже хмурился над документами на землевладение, он не мог разобрать ни единого слова.
– Она готова? – наконец выдавил он.
– Она? – переспросила Хелен. Внезапно она обнаружила в себе новообретенную уверенность. Впервые за долгое время у нее было что-то, чего Брэдли жаждал.
– В смысле ты готова? – исправился он. Он встал. Крепко сложенный, широкоплечий мужчина пятидесяти пяти лет. Седой, с львиной головой, которая хорошо бы
смотрелась в качестве садовой статуи. Он был одним из знаменитых бостонских Эллисов – транспортных магнатов, землевладельцев, газетчиков – и сейчас считался
самым крупным брокером в лазерных технологиях во всем западном мире.
Он медленно подошел. Черно-белая рубашка в полоску, мятые голубые слаксы и шикарные малиновые подтяжки. Так старались выглядеть все Эллисы: стиль практичного
газетного издателя, типичного пройдохи в прокуренной комнате. Старомодный, но не лишенный особой бостонской харизмы.
– Покажи мне, – сказал он тихим, мягким шепотом. Хелен скорей чувствовала, что он сказал, чем слышала. Казалось, будто бы где-то вдалеке гремел гром.
– В спальне, – сказала она. – Не здесь.
Он оглядел библиотеку, заставленную антикварными книгами в кожаных переплетах, мрачные портреты предков на стенах. В углу библиотеки, рядом с окном, стоял
тот самый печатный станок, который его прапрадед использовал, когда издавал первые выпуски «Бикон-хилл Мессенджера».
– Где может быть лучше, чем здесь? – поинтересовался он. Возможно, у нее было что-то, чего он очень хотел, но его желания по-прежнему оставались для нее
законом.
Шелковый халат соскользнул с ее плеч на пол, где лег, словно лужица крови. Под халатом был бюстгальтер с маленькими чашками, поднимающими и разделяющими
грудь, но не закрывающими ее. Соски зарделись – темно-розовые, словно ягоды малины.
Но его внимание было приковано к маленькому алому треугольнику у нее меж ног. Он ослабил галстук и раскрыл воротник, задышав часто и резко.
– Покажи мне, – повторил он.
– Не боишься? – спросила она. Вдруг ей показалось, что такое возможно.
Он наградил ее тяжелым взглядом.