Секта. Роман на запретную тему

Они доехали минут за сорок или около того. Перед выездом на кольцевую в Париоли образовалась пробка: итальянцы постоянно что-то ремонтируют на своих дорогах, оградив при этом небольшой ремонтный участок и заняв ограждением такую площадь, что места, для того чтобы проехать, остается самую малость, почти что ничего. Итальянцы народ любопытный и по-южному бесцеремонный. Поэтому они таращились на Пэм и вслух обсуждали ее достоинства – это мужчины, а некоторые женщины вслух произнесли несколько раз слово «путана». Пэм лишь улыбалась, не глядя на них, и казалось, что обидное прозвище «шлюха» ее не покоробило, однако стоило «Корвету» оказаться у выезда из пробки, как Игорь услышал за спиной подряд несколько громких хлопков и истошные вопли. Нельзя было разобрать, кто кричит: мужчина или женщина. Он обернулся и увидел, что несколько автомобильчиков – два «Гольфа», «Ситроен» и «Пежо» – встали посреди дороги, а из их радиаторов валит пар. Темпераментные хозяева обоих полов бегали вокруг своих закипевших автомобилей, кричали, размахивали руками и в ярости били ногами по скатам. Спрашивать о том, не знает ли она, отчего вдруг ни с того ни с сего закипели подряд сразу несколько надежных автомобилей, окончательно закупорив мост Париоли, Игорь не стал, Пэм даже не посмотрела в зеркало заднего вида; включила музыку и рванула вперед…

Машина отца стояла перед домом, и у Игоря отлегло от сердца: раз «Вольво» здесь, то и отец тоже. Он всегда передвигался только на машине и не ходил пешком больше сотни метров. «Корвет» сделал эффектный разворот, выбив задними колесами волну гравия, и замер. Игорь и Пэм вылезли из машины и подошли к низкой изгороди, бывшей им чуть выше пояса. За изгородью была небольшая лужайка, и видно было, что отец совсем недавно подстригал траву, так как половина лужайки была превращена в аккуратный английский газон, а другая половина требовала стрижки, и на этом пятачке поднявшейся травы стояла электрокосилка, провод от которой тянулся к входной двери. Дверь была приоткрыта.

– Папа! Встречай гостей! – крикнул Игорь и взглянул на Пэм.

От ее прежней милой расслабленной улыбки не осталось и следа. Внезапно губы ее, такие сочные и полные, которые он целовал с упоением еще совсем недавно, вытянулись в нитку, глаза сузились.

– Пэм, с тобой все в порядке? – Игорю вдруг стало невероятно тоскливо. Так, что захотелось взвыть, словно собаке, которой отдавили лапу подошвой тяжелого ботинка.

– Не надо туда ходить, – глухо, не своим голосом вымолвила Пэм, почти не открывая рта, – там опасно. Я не пойду внутрь.

Игорь уже не слушал ее, он перемахнул через изгородь и стремглав бросился к приоткрытой двери, добежал, рванул на себя. На первом этаже отца не было. Он звал его, кричал, все бесполезно: в ответ молчание. За спиной чуть скрипнула половица, он резко обернулся – это была Пэм, она все-таки вошла и замерла около входа, закрыв глаза руками. Игорь почувствовал, что холодеет. Так, словно его окатили подряд тремя ведрами ледяной воды. Состояние – предвестник нервного озноба, который колотит тело так, словно это удары током на электрическом стуле. Он, враз ослабевший, опираясь о стену, подошел к лестнице на второй этаж и принялся взбираться по ступенькам.

В спальне отца не было. В душевой рядом со спальней тоже. В гостиной был полный разгром, словно там взорвали гранату – настолько трудно было идентифицировать с первого взгляда предметы, от которых куски, лоскуты и отдельные фрагменты валялись на полу. Из книжных шкафов были выброшены, изодраны в клочья все книги, журналы и подшивки газет, которые отец бережно собирал. А в кабинете…

Резидент российской разведки Андрей Михайлович Лемешев сидел за письменным столом в своем любимом массивном кресле. Его руки были притянуты к подлокотникам, а ноги к ножкам кресла скрутками стальной проволоки. Верхняя часть лица отсутствовала, от головы остались лишь нос и подбородок. Все стены, все пространство небольшого кабинета было забрызгано кровью, а на столе перед трупом лежал большой черный автоматический пистолет.

Игорь молча смотрел на то, что совсем недавно еще было его отцом, и ничего не чувствовал. Он, казалось, грезил наяву: такое спокойное выражение застыло на его лице. Словно он спал, вот только глаза были неестественно широко раскрыты. Даже озноб прекратился.

Из оцепенения его вывел плач Пэм. Она вошла в кабинет следом и сейчас стояла в своей прежней позе, закрыв ладонями глаза. Она плакала навзрыд, и плечи ее ходили вверх-вниз с одинаковой частотой, словно это был механизм, а не живой человек. Игорь бросился к отцу, принялся раскручивать проволоку, затем до него полностью дошло произошедшее. Он упал перед трупом на колени и застонал.