Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

Протопресвитер Шавельский пишет, что церковные ценности, накопленные за века, не поддавались учету. В качестве примера он приводит новгородский Юрьевский монастырь, где в помещении колокольни было свалено огромное количество драгоценных камней и иных ценностей, завещанных на вечной хранение графиней Орловой-Чесменской. Или другой дореволюционный случай: когда понадобилось финансово поддержать бедные сибирские епархии, решили взять полтора миллиона рублей из казны какого-либо московского монастыря, поместить под проценты и помогать сибирякам. Конечно, часть богатств вывезли за границу, часть потратили во время революции, но оставалось еще немало.

В мае 1922 года был арестован патриарх Тихон. Поместили его, правда, не в тюрьму, а в Донской монастырь, но все же это было заключение, и даже в тюрьме он несколько недель посидел.

Его уже всерьез собирались судить, но 16 июня 1923 года Патриарх написал заявление в Верховный Суд СССР, в котором содержалось то, чего от него никто не ждал.

«Будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к Советской власти враждебно… Все мои антисоветские действия… изложены в обвинительном заключении Верховного Суда. Признавая правильность решения Суда о привлечении меня к ответственности… раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, то есть освободить меня из-под стражи.

При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархически-белогвардейской контрреволюции»[83].

До сих пор спорят, подлинное ли это заявление, и если да, то каким образом власти вынудили Патриарха его написать. (Кстати, несмотря на этот шаг, он был впоследствии канонизирован как исповедник, что еще больше все запутывает.) Могли найти какой-нибудь убийственный компромат. Хотя есть и другое решение загадки. В Донском монастыре Патриарх пребывал, как считается, в полной изоляции от внешнего мира. Но была ли эта изоляция действительно полной? Неужели же и газеты ему не приносили, и следователей не допускали, и «поговорить» никто из власть имущих не приходил? Тот же Сталин, к примеру, — а уж он умел убеждать.

Так что Патриарх вполне мог узнать, что и Россия собрана почти вся, и хозяйство налаживается, и заключенных отпускают (даже если оттого, что их негде содержать, — но ведь отпускают же!) Да, к Церкви большевики относились холодно и отчасти враждебно, но к стране и народу — хорошо, и не видеть этого было невозможно, как и не видеть сверхусилий власти, чтобы поднять державу. Так что вопрос: «Кто твой ближний?» из евангельской притчи переместился в реальную жизнь, и почему Патриарх не мог вспомнить эту притчу, задать себе вопрос и на него ответить?

Естественно, Тихона тут же радостно освободили из-под стражи, и он занялся организационными вопросами — за годы борьбы с большевиками церковная организация пришла в состояние невыразимое, и вертикаль управления приходилось, по сути, создавать заново. Советскую власть он не полюбил, но от него любви и не требовали, достаточно было лояльности, «повиновения властям земным».

В апреле 1925 года патриарх Тихон умер. После него главой Церкви стал патриарший местоблюститель митрополит Петр (Полянский), однако он с советской властью договариваться не стал. Человек воистину несгибаемый, он более десяти лет провел в заключении, на уступки не пошел и был расстрелян в 1937 году. Митрополит Петр сделал свой выбор, став мучеником за веру, за свое понимание Православия.

После его ареста фактическим главой Церкви стал самый крупный из церковных деятелей, принявших советскую власть, — архиепископ Владимирский и Шуйский Сергий (Страгородский), будущий Патриарх, личность незаурядная даже по тем временам, богатым на крупных людей. О. Георгий Шавельский называет его «умнейшим и благочестивейшим» — такая оценка из уст противника большевизма многого стоит. Было и еще одно качество. Поначалу поддержав обновленцев, Сергий быстро разобрался, с кем имеет дело, ушел от них и увел свою епархию. Когда начала восстанавливаться «патриаршая» Церковь, он покаялся за этот краткий «обновленческий» эпизод, но не потихоньку, как другие епископы, а публично, в храме за литургией. Такой вот человек.