Секта. Свидетели убийства гражданина Романова

Вот самый простой пример. Священник в каком-нибудь селе от кого пожертвования получает и с кем чай пьет? До революции — с помещиком, после — с кулаком и лавочником. Грянула революция — упразднила помещика, пришла коллективизация — раскулачила кулака, кооперативная торговля «съела» лавочника. Что ж ему — этой власти здравицы распевать, когда земля из-под ног уходит?

С государством вышло еще хуже. После февральской революции появились надежды и чаяния — и были разбиты одним ударом советского молота. Церковь, как мы помним, приветствовала свержение монархии — и было за что! Однако и к свержению Временного правительства она тоже отнеслась совершенно равнодушно, и к нему были претензии: «чистка» Священного Синода, передача министерству просвещения церковно-приходских школ, попытка ограничить обязательное преподавание Закона Божьего детям, проведение старообрядческих съездов. Правительство явно видело новую Россию светским государством. А каким хотела видеть ее Церковь?

Об этом недвусмысленно говорится в «Определениях» Поместного Собора 1917–1918 гг. Православная Церковь должна занимать первенствующее положение среди прочих церквей. В своих внутренних делах она должна быть независимой от государства — там, где напрямую не нарушаются государственные законы. То есть если священник жену убьет — он все-таки пойдет на каторгу, а вот чему учить и как наставлять паству — не дело государства. Государственные законы, касающиеся Церкви, должны согласовываться с церковной властью, так что можно и внутренний суд для себя отстоять. Глава государства, министр исповеданий и министр народного просвещения должны быть православными: получается, священноначалие может легко и в одночасье сменить власть — достаточно предать главу государства анафеме. (Эта возможность, конечно, лежит в области теоретически-гипотетической, но… Совнарком был еще более теоретическим построением, а вот же он!) Еще полная воля в школах, воспитывать подрастающее поколение. Ну и, конечно, неприкосновенность церковного имущества.

Даже у бессильного Временного правительства, и то имелись серьезные возражения против такого государственного устройства. Причина чрезвычайно проста: берлога способна выдержать только одного медведя. Когда Церковь сильнее государства, следующим шагом становится теократия. Теократии никто в России не хотел.

И уж точно эти требования бессмысленно было предъявлять Совнаркому, который отделение Церкви от государства воспринимал буквально, а конфликты решал силой. А значит, что? Значит, надо сменить его на правительство, с которым можно договориться, — если не обо всех преференциях, то хотя бы о части их. В ходе Гражданской войны сменить не удалось, и результатом стала обида на победителя, тем более острая, что положение Церкви изменилось очень сильно. Протопресвитер Георгий Шавельский в немногих словах обрисовал суть этого конфликта.