Шеф и компания оказались на месте. Все с интересом и участием продолжали наблюдать мои шизофренические похождения. Только теперь зрители размещались с комфортом, перед большим экраном, растянутым на стене, как в зале кинотеатра, а их бессовестные физиономии лоснились от смеха. Не успела я открыть дверь в кабинет, оттуда грянул такой хохот, что меня опять понесло на вокзал.
Вечером я взяла билет до Адлера и устроилась в зале ожидания. До поезда можно было поспать. Денег хватало на то, чтобы снять квартиру и жить, пока не найдется работа. Близость к морю радовала детскими воспоминаниями. Еще больше радовало то, что секториане на Черноморских курортах не появляются, все больше предпочитают Адриатику. Мои расчеты были вполне реальны: либо я найду работу, либо поступлю в ближайшее учебное заведение. Начнется другая жизнь. Рано или поздно, я заставлю себя забыть обо всем, что еще вчера считала смыслом жизни. Пройдут годы, и я уже не буду уверена, что все это происходило наяву. С этой мыслью я задремала, а когда очнулась, случилось страшное: передо мной стоял Миша Галкин и нагло улыбался.
— Я же сказал, задницу надеру! — напомнил он.
«Сон», — решила я, и снова попыталась забыться, но чем больше старалась, тем быстрее реальность наползала на мой размякший от дремоты рассудок.
— Пошли, — сказал Миша и схватил меня за чемодан.
Я вышла за ним на улицу.
— Где у вас тут такси?
— Миша, — спросила я, как можно спокойнее, — ты случайно не «свинья» по гороскопу?
— Вообще-то, я «козел» по гороскопу, — признался он. — В год «козла» родился. А что, заметно?
— Мне все-таки кажется, что «свинья».
Миша снова оскалился нахальной улыбкой.
— Обиделась?
— Да нет, пожалуйста… Можешь и дальше обращаться со мной, как с дурочкой.
— Обиделась, — удостоверился Миша и поставил чемодан. — Я и вправду «козел». Надо было сразу объяснить, что эти параллелепипеды выглядят как энергобатареи. Их в руки опасно брать, а ты…
— Что же тебе помешало объяснить?
— Как сказать… Не хотел пугать тебя раньше времени. В худшем случае, тебя пришлось бы отправить на лечение в Сигу, и то без гарантий, что не останешься калекой.
— А в лучшем? Поржать с меня?
— Во-первых, мы ржали не с тебя, а с Юстаса, — ответил Миша. — А во-вторых… — он стал вдруг неожиданно серьезен.
— Что «во-вторых»?
— Во-вторых, ты отправляешься в Хартию с первой попутной «кастрюлей». Шеф сказал: если она после такого очухалась, можно уже не бояться.
В ближайшие выходные мы с Мишей снова посетили Птичий рынок и увидели там прошлогодний ассортимент, дополненный, разве что, большим длиннохвостым попугаем, собравшим вокруг себя толпу зевак.
— Я думаю, — рассуждал Миша, — что Птицелова интересуют летные характеристики, а не яркость оперения.
— Вне всякого сомнения, — соглашалась я.
— Круче стрижа мы тут все равно ничего не найдем.
— Мы даже стрижа не найдем. Может быть, канарейку?
— Вот опять! — обиделся Миша. — Ты каким местом меня слушала? Канарейка — это отстой. Чем она лучше банального воробья?
— Она компактная и к клетке привыкшая.
— На канарейку Птицелов не клюнет. Нужно нечто особенное.
Мы обошли ряды и чуть не поругались, наткнувшись на продавца ловчего сокола, который третировал нас еще год назад. Правда, сокола при нем не было, а цену он согласился назвать только в присутствии вооруженной охраны. Я была согласна даже на бойцового петуха, но Миша подошел к решению проблемы со всей ответственностью:
— Вот если бы достать колибри! — сказал он. — Ты представляешь, как летают колибри? И вперед, и назад, и в воздухе зависают, как сиговы «тарелки». Клянусь, твой флионер подобных конструкций в бреду не видел. К тому же они мелкие, как клопы.
— Ты где-нибудь видишь колибри?
Миша решительно извлек из кармана телефон и стал набирать километровый ряд цифр.
— Куда ты звонишь?
— В Париж, — объяснил он. — У них экзотику достать проще, чем у нас свежую курицу в гастрономе. Этьен, хэлло! Итс Мишель Галкин сэз! — завопил он.
Народ шарахнулся от нас в стороны. Все время, пока Мишель Галкин на очень плохом английском ставил задачу перед застигнутым врасплох Этьеном, я тщетно пыталась отвести его в укромное место. На нас, оборванцев с мобильниками, готовых купить жар-птицу, и без того поглядывали косо. В конце концов, ко мне подошли:
— Чем интересуешься?
— Колибри, — ответила я.
— Сколько платишь?
— А сколько надо?
Качок в черной куртке хмуро улыбнулся.
— Пять «тонн» зеленых устроит?
— Устроит.
— Через три месяца.
— Нет, через неделю. За срочность — «тонна» сверху.
Качок перестал улыбаться, словно услышал неприличное слово.
— Слышь, выбери себе попугая и не выделывайся, — сказал он, указывая на торговые ряды. — Иди вон к тому мужику, он те выберет…
— Когда мне понадобится попугай, я непременно подойду мужику. Сейчас мне нужен колибри.
— Ты, типа, знаешь, что это за птица?
— Мой друг, — ответила я, — член общества «Орнитологов против ядерной угрозы». Сейчас он все тебе объяснит.
Тем временем друг закончил пугать народ английским и обратил внимание на то, что ко мне привязался незнакомый тип.