В Галактике я стала приходить в себя. Идея чистить память уже казалась слишком радикальной. Мне пришлось самой заказывать транспорт, самой устраиваться на ночлег в порту и просить препарат, который позволит расслабиться, но не отключит сознание во время «сна». «Чего так?» — спросил тамошний биотехник. «Могу не проснуться», — пошутила я. Никто не смеялся. Второй раз я пошутила на родной Магистрали, когда диспетчер спросил, почему я все время сижу и не хочу принять состояние анабиоза. Я ответила, что моя жизнь не так ужасна, чтобы проживать ее под наркозом. Наврала с три короба. Не могла же я признаться машине, что сновидения меня пугают больше чем смерть. Тогда бортовой компьютер впервые меня заметил. Точнее, перестал воспринимать содержимое капсулы как безмозглый биоресурс. Когда челнок прошел Диск, мне предложили разгерметизироваться и выйти на смотровые палубы. Я надела дыхательный аппарат, вышла, но смотровую палубу не нашла. Побродила по пустым и одинаковым коридорам, увидела лифт, но войти побоялась. Когда корабль прошел зону, мне сообщили, что телескоп отключился и искать смотровую палубу бессмысленно. Борт делал маневр, упала гравитация и я напугалась до смерти. «Нет, — решила я, — лучше сидеть на койке. Второго чудесного спасения не будет».
Индер вскрыл капсулу и отпрянул.
— Здравствуй, — сказала я.
Крышка закрылась, но тут же открылась опять.
— Ты? — спросил Индер. — Я думал, Вега.
— Да ладно, я посижу…
— Выходи, все равно разгерметизировал! Как же так? Я думал, что Вега… Ты, что ли, добиралась сама? Надо было предупредить.
— Прости, я не знала, как это сделать. И потом, у меня никогда не было осложнений от неполного карантина.
— Ты заблудилась или случилось что?..
— А вы беспокоились?
— Вега отправился в диспетчерский узел узнавать твой маршрут. Он тебя заждался.
— А Миша?
— С Мишей все в порядке, — успокоил меня Индер, — хорошо ест, много работает. А у тебя вид не очень… — он оглядел меня, словно просветил рентгеном. — Плазма светится. Тебе чем-то разбавили кровь?
Мое сердце екнуло, и Индер не мог этого не заметить.
— Ничего страшного. У меня кровь шла из носа.
— Иди-ка на сканер, — засомневался Индер.
Я покорно легла на медицинский стол. За время моего отсутствия кактус на сканерной тумбе обзавелся желтым цветком, на стенах лаборатории появились занавески, а над дверью колокольчик.
— У меня с детства кровь из носа идет. Это наследственное…
— Не моргай, — попросил Индер, — не болтай, не дыши.
Луч прошел по глазам и отправился дальше, «нарезать» ломтями мои внутренности на экране монитора.
— Ты облучилась…
— Нечаянно, — сказала я.
— Где?
— Не знаю.
— Сильно облучилась. Вечером будешь лежать в камере.
— Ладно.
— Если не сойдут изотопы за сеанс, буду делать химическую коррекцию.
— Делай.
— Мне надо взять на анализ плазму.
— Бери, пожалуйста, Индер, хоть прямо сейчас.
Индер выключил сканер.
— Что с тобой?
— Все прекрасно. Хочу переодеться и прогуляться. Мне можно выйти наверх?
— Да, — сказал Индер и отправился в кабинет к шефу. Я последовала за ним. — Переоденься и прогуляйся к Алене, — он выгреб из стола охапку российских денег и отдал мне. — Возьми все. Такси теперь неохотно идет за город.
— Что случилось? — испугалась я. Индер занервничал. — Она разбилась на машине?
— Нет, но будет лучше, если ты к ней поедешь.
Я была уверенна, что Алена треснулась на своем новом джипе, который Петр преподнес ей в подарок к тридцатилетию. У меня сразу появилось дурное предчувствие, как только я увидела этот громоздкий черный «самосвал». Алена была от него без ума, и слушать никого не хотела. То же самое предчувствие не покидало меня на протяжении всего пути, и отпустило лишь в тот момент, когда я узнала издалека «самосвал», в полном ажуре стоящий у гаражных ворот. Потом я узнала Володю с измерительной рулеткой, прогуливающегося по крыльцу. Стекло парадной двери оказалось разбитым.
— О! — сказал Володя, увидев меня. — Какими судьбами?
В холе, забившись под одеяло, сидела Алена, растрепанная и зареванная. Ее рука была замотана бинтом. У меня опять екнуло сердце. Рядом сидел Олег Палыч, размешивая в чашке таблетку и, пытаясь по ложечке влить раствор в свое капризное дитя. Алена фыркала, вертела головой, но, увидев меня, преобразилась:
— Вот она, полюбуйтесь! — воскликнула Алена. — Явилась, не запылилась. Чего тебе надо? — она отвела от себя руку Палыча вместе с чашкой и выбралась из-под одеяла. Какого черта ты вернулась в наш милый гадюшник, я спрашиваю?
— Тихо, тихо… — увещевал ее Олег Палыч, и укрывал одеялом.
— Нет, пусть ответит! Пусть объяснит… Нагулялась, да? Соскучилась?
Олег Палыч виновато обернулся ко мне. Голова закружилась, перед глазами поплыли разноцветные пятна, я стала восстанавливать события последних дней, подозревая, что случилось нечто, гораздо более ужасное, чем мне казалось.
— Ничего, — ответила я, — пусть скажет, — и не узнала свой голос.
— Я скажу! — подтвердила Алена. — Еще как скажу, и нечего затыкать мне рот. Ты что, не видишь, что происходит?
На крики, из кухни выбежал Адам:
— Ну, что опять? Что ты разоралась? Ирина здесь причем?