Секунда между нами

– Нет, я не особо готовилась, Робби. Я работала, – твердо произносит она. – И почти не занималась учебой. Я проводила все время с тобой, с твоими друзьями или родными, кроме того, мы путешествовали. Если я хочу сдать экзамен, мне нужно сосредоточиться. Пора что-то менять. Это у тебя есть возможность спокойно сорваться с работы в любое время, но я больше так делать не буду.

Выражение его лица меняется. Все ликование и радость как рукой сняло.

– Дженн, по-моему, ты преувеличиваешь, – наконец говорит он. – Это просто какой-то экзамен. Разве ты не можешь его пересдать?

– Дело не в этом. Ты что, не понимаешь, как переэкзаменовка выглядит со стороны? И как это может отразиться на моей карьере?

– Господи, Дженн! Успокойся. Это не конец света.

Она закрывает лицо руками. Он ничего не понимает. Он вообще не способен понять, насколько это важно для меня и что мне пришлось пережить.

– Ну прости меня, – произносит она, чувствуя, что вот-вот расплачется. – Просто у меня был тяжелый день. Я пойду спать. – Она быстро выходит из комнаты, чтобы он не видел ее слез.

– А как же китайская еда? – бормочет он, и она резко останавливается, но не оборачивается.

Она понимает, что сама виновата: ей нужно было сидеть дома и учиться, и этот провал на ее совести. Но ведь Робби постоянно ее искушал. Почему он ни разу не поступил ответственно? Почему не поддерживал ее, когда она в этом так нуждалась?

И сейчас не поддерживает.

– Да иди ты к черту со своей едой, Робби, – говорит она и уходит со слезами на глазах.

В спальне она скидывает кроссовки, снимает легинсы. Кровать не застелена, посередине валяется скомканное одеяло – все как оставил Робби, выбравшись из постели. Но сейчас она не обращает на это внимания и просто забирается под одеяло в надежде, что ей удастся быстро уснуть и забыть сегодняшний день. Завтра она встанет и начнет заниматься как следует – и больше никогда не допустит такого провала. Она смотрит на часы – над увядающими персиковыми цветами движется длинная стрелка.

Дженн, пожалуйста, очнись! У нас мало времени.

Она вскакивает и обводит комнату внимательным взглядом. Откуда этот голос? У нее заколотилось сердце. Но в спальне никого нет. Она снова ложится и пытается успокоить себя – как делала с тринадцати лет. Все хорошо, Дженн, все хорошо. Но на душе скребут кошки. Из-за того, что не сдала экзамен, из-за того, что сорвалась.

И особенно из-за того, что Робби сейчас нет рядом.

Сквозь туман своих мыслей она слышит, как на кухне из бутылки вылетает пробка и шампанское льется в одинокий бокал. Ее охватывает разочарование, она зажмуривается и проваливается в пустоту.

Четырнадцать

2006

РОББИ

Рассеянный свет. Фокусируюсь. Пульсация в голове утихает. Я в прихожей какой-то другой квартиры. Дом явно старой постройки. По периметру деревянный плинтус, на полу полосатый коврик, грубо выструганные доски. На стене рядом с дверью большая красочная картина, на столике – фотография Дженн с матерью, рядом ваза со свежими цветами.

Снова их квартира. Но на этот раз она выглядит лучше. Как-то радостнее. Гостиная, теперь чистая и опрятная, залита светом. Нет печальной матери на диване или дурацких программ по телевизору. Должно быть, все изменилось к лучшему.

Слава богу, мы наконец выбрались из предыдущего воспоминания. Было невыносимо видеть, как Дженн, раздавленная, лежит в темноте, пока я хлебаю шампанское в одиночестве. Как я не догадался, что она плачет? Я должен был утешать ее, а не пить.

И не стоило мне кричать. От того, что она испугалась, никакого толку.

Снова.

Металлический стук со стороны двери. Шуршание. На половицы падают письма. Звук быстро приближающихся шагов. Я оборачиваюсь и вижу, как она летит мне навстречу – нескладный подросток Дженн, в желтых шортах и белой футболке. Я поспешно отступаю в сторону. Понятия не имею, чувствует ли она мое присутствие, но сейчас мне и не хочется этого знать. Она садится на корточки, копается в письмах, потом выхватывает большой коричневый конверт, сжимает его и надрывает. Чуть дыша, трясущимися руками она вынимает из конверта лист бумаги. Прочитав письмо, она радостно вскрикивает, смеется, снова вскрикивает.

Я тоже не могу удержаться от улыбки. Такой счастливый момент, а я и не знаю, что происходит. Появляется ее мама с озадаченным видом, она вытирает руки кухонным полотенцем.

– Что такое? – спрашивает она.

– Поступила! – кричит Дженн, прыгая с бумагой, зажатой в руке. По ее щекам текут слезы.

Мэриан бросается обнимать Дженн. Дочь возвышается над матерью, сияющей от гордости. Наконец они расцепились и стали разглядывать бумагу, улыбаясь друг другу.

– Вот бы он узнал, – говорит Дженн в какой-то момент, и Мэриан сразу меняется в лице. Она снова начинает тереть руки о полотенце, хотя они абсолютно сухие.