Секундант одиннадцатого

Впрочем, пустая емкость хоть какое-то объяснение похмелью – после воздержания отравление не редкость. Ведь он давно не пил, притом что пол-литра вина – доза детская. Но когда на душе раздрай, а будущее в свинцовых тучах, даже баловство с алкоголем чревато.

– Начинайте без меня, я позже… – в конце концов, отозвался Алекс, осознав, что вольная ему – свершившийся факт.

В ванной он воспроизводил свое полуночное приключение-драму и немного ежился. Было от чего – никогда прежде он не врачевал психические раны в комплекте любовных претензий на него – неотразимой, большого ума, но скрученной неврозом женщины. При этом сострадания к ней уже не испытывал.

Его бередила загадка, каким макаром он остался в чем мать родила, никаких сальных намерений не имея. Впрочем, как и Марина, домогавшаяся чего угодно – взаимности, внимания – только не сексуального контакта. Да и в одиночке ее психоза физическая близость казалась невозможной.

Тогда что все это значит? Марина актриса-провокатор, сымитировавшая под камеру изнасилование? Или в вино подсыпали наркотик, турнувший разум их обоих, чтобы к якобы изнасилованию подтолкнуть? А может, преднамеренно сдвинутая с фазы Марина – предостережение, кем ему стать, нарушь он правила Синдиката? Наглядно…

Каким же идиотом надо быть, что дать себя втянуть в такое? Не в этом кривом эпизоде, а в целом, согласившись на внедрение в российский проект – вопреки изначальной реакции отторжения. Надо же, сыграть в рулетку с казино под вывеской «Путинская Россия», одной из главных угроз цивилизации! Со страной боев без правил! Да любая западная тюрьма – филиал Комиссии по борьбе за права человека, по сравнению с правовым произволом, укоренившимся в ней.

Н-да, рвать когти и как можно скорее! В одних портках, пока и их не отобрали!

Алекс быстро оделся и начал снимать через окно рекогносцировку, увы, шансов дернуть, судя по ракурсу – задний двор, огороженный по периметру высокой стеной от другой виллы – не суливших. Однако горечь разочарования его пыл не охладила, и он решил присоединиться к завтраку, чтобы нащупать варианты бегства по фронту здания, обращенному к улице.

Его смутили радушные улыбки персонала, будто индикатор новой, благоприятной для него инструкции из Москвы. Малейших признаков фальши не замечалось, но Алекс уже никому и ничему не доверял, одержимый целью покинуть проект, сделав из особняка ноги.

Марины отсутствовала, но это лишь подстегнуло его решимость довершить задуманное, хотя он не давал себе труда понять, почему.

Глава 9

На следующий день, Берлин

Алекс ухмылялся, размышляя о сути свершившейся метаморфозы. Мягко выражаясь. Он – в следственном подразделении германской контрразведки (Федеральная служба защиты конституции Германии), которое обилием решеток и запоров любые тропы сводит на нет. Так что цена, заплаченная им за выход из кремлевского стартапа, столь же ужасающа, как и его глупость, подвигнувшая повестись на посулы СВР.

Был бы облом его виной, то полбеды. Весьма похоже, его угораздило попасть под чужую раздачу, разгромившую опорный пункт СВР в Потсдаме. Причем, без малейших намеков на постановку, кем-либо инициированную. Если Бригитту и двух бодигардов спецназ при захвате идентифицировал мгновенно, то с ним вышла полная неразбериха. «Это кто?» – то и дело допытывался старший наряда у персонала объекта, прежде отправив его фото куда-то. Требовал представиться и его самого, раздражаясь от предложения свериться с паспортом, которого, как оказалось, в особняке не было. Ничего удивительного – «семисвечник» шпионы изъяли вместе со скарбом три дня назад, после расконвоирования не вернув.

В пользу стечения обстоятельств говорило и то, что во время обыска не раз звучало «Марина Фокина», которую группа захвата, похоже, рассчитывала здесь захомутать. Но тщетно – троица закулисных дел с каменными лицами молчала.

Теперь же, сидя перед дознавателем, Алекс всячески оттягивал момент истины – то придирался к русскому переводу, отказавшись от протокола на английском, то пикировался вопросом на вопрос. Пытался разобраться, на самом ли деле его гипотеза о случайном замесе, не связанном с его персоной, верна. Когда же склонился к ее предпочтительности, то ужаснулся от дилеммы: на чьей поляне играть? Если на своей, то правдоподобно прозвучит только подлинная версия событий, в немалой степени опирающаяся на его допущения и субъективных оценки. Но у нее лишь один плюс – предсказуемый итог проверки на детекторе лжи.

Только кто из чиновников сыска, взращенных на установках тотального недоверия, в тот детективный сюжет поверит, даже если его недавние опекуны, решив сознаться, его частично подтвердят? (В том, что персонал объекта посвящен лишь в частности стартапа, Алекс не сомневался). Следовательно, из жертвы обстоятельств он превращался в стержневой элемент российского заговора, реализуемого операторами, замазанными статьей «Измена родины».