Посему ничего не оставалось, как выбрать
Определившись с выбором, Алекс понял, что лучшая тактика защиты – это умелое комбинирование правды, полуправды, вымысла и умалчиваний. По-другому гонцов СВР, включая себя самого, не отмазать, пряча уши заговора.
Алекс выставил ладони, казалось, сигнализируя призыв к конструктивному диалогу. Нарочито чеканно заговорил:
– Системой распознавания лиц вы, не сомневаюсь, мою личность установили. Подтверждаю: фото, автобиография, телефон, место жительства, которые содержит Интернет, – мои и ничьи другие. Могу еще назвать мой израильский идентификационный номер, что, думается, необязательно.
Следователь одобрительно, если не с облегчением кивнул, как только услышал перевод. Но тут же спросил, верный имманентной тяге дознавателей – больше слушать свой внутренний голос, нежели подследственного:
– Тогда, где ваш паспорт, господин Куршин?
– Не знаю, – пожал плечами Алекс. – До вашего набега он был в пиджаке; неудивительно, что в бедламе обыска потерялся…
– Придумайте более оригинальное объяснение, – перебил дознаватель. – Обыск вели профессионалы, которые не могли что-либо потерять. Ведь в доме отсутствовал не только пиджак, но и прочие вещи, учитывая ваш редкий размер… Зато в мусорном баке обнаружилась коллекция искромсанной одежды, включая вспоротый чемодан. Не сомневаюсь, анализ ДНК ваше «отцовство» докажет.
– Не понимаю! – Алекс хлопнул руками по столу. – У вашего брата, силовика, независимо от подданства, изумляет общая для цеха черта – поверхностность, а порой и невежество. На дворе двадцать первый век, а ничего не меняется! Скажите мне: что криминального в тряпье, на которое ссылаетесь, или в паспорте, завалившемся куда-то? Почему бы не подготовиться к допросу, но если точнее – определиться с личностью опрашиваемого лица? Главное-то известно! Интернет двумя-тремя кликами мою персону, я уверен, обрисовал: перед вами политический комментатор и автор нескольких книг остросюжетной прозы, вдвое вас старше и на несколько порядков – хочется сказать «умнее», но ограничимся «мудрее». Путать меня зачем, ходя вокруг да около и пуская деньги налогоплательщиков на ветер?
– Хорошо, – невозмутимо отреагировал следователь, выслушав перевод. – Сведем все наводящие вопросы к одному: что вы делали на законспирированном объекте российской разведки в Потсдаме? Учтите, о шпионской активности ваших коллег у нас достаточно доказательств. Если ответ подтвердит вашу непричастность, вас тут же освободят, прежде извинившись за доставленное неудобство.
– Как-как? Вы сказали – шпионы!? – неподдельно удивился Алекс. – Эти жулики – разведчики!? Да я сам двумя руками за, чтобы этих прожженных аферистов посадили! Но за дело, а не за мифический шпионаж. Знаете ли, писатель – это нравственный барометр; возводить напраслину, точно в свой галстук сморкаться.
И Алекс поведал свою историю, если не считать сочинительских фантазий и наростов, от истины отклонявшейся не принципиально, то есть в своей основе достаточно правдивой. О том, что в начале сентября во французском Тонон-ле-бен он познакомился с очаровательной Мариной, с которой сблизился на почве общего пристрастия к литературе. Та, узнав о конфликте автора-израильтянина с московскими издательствами, предложила свое посредничество, понятное дело, не бесплатно. При расставании они условились встретиться в Берлине в определенный день и час. Для материализации своих намерений он передал Марине аванс, часть которого ушла на покупку билета, впоследствии поступившего на его электронный адрес.
Между тем, по прибытии в «Тегель», все пошло не так. Вместо Берлина они отправились в Потсдам. Там с места в карьер была затребована сумма, куда большая, чем оговоренная первоначально, при этом нарушалась общепринятая технология таких сделок «договор с издательством – расчет с посредником». Более того, оказалось, Марина отнюдь не одиночка, а член команды махинаторов с самым широким спектром жульнических услуг – от банковского дела до протекции в назначениях на престижные должности. Обрывки телефонных бесед недвусмысленно указывали на это.