Секундант одиннадцатого

– Как раз наоборот, – возразил Стивен Кейпс. – В сухом остатке то, что мы пока делаем за вас работу. Утверждение о невиновности фигуранта – не экономия ли ваших усилий? Кроме того, в успехе предприятия заинтересован даже не Берлин, а Брюссель. Ничуть не меньше Вашингтона. Таким образом, сопутствуй нам удача, ваше содействие – предпосылка, как минимум, для карьерного рывка…

– В общем, так, – сворачивал беседу Хальденберг, перенасыщенную абстракциями и допущениями. – Не получив отмашки от правительства, ничего не обещаю. Ее же шансы в глубоком минусе, пока вы не обрисуете каркас инициативы, предъявляя вещественные доказательства. Так что ваш посланец должен попотеть прежде, чем получит доступ к фигуранту, учтите, под нашим полным контролем. Ну а режим секретности мы и сами не планируем снимать…

После разъединения замдиректора и глава группы политических операций добрую минуту пребывали в некотором оцепенении, не в силах оценить итог состоявшейся беседы, нафаршированной одними противоречиями. Но тут Стивен Кейпс, усмехнувшись, изрек:

– Знаешь, Стенли, если бы я сразу же объявил цену, которую им придется заплатить, Томас бы рефлекторно бросил трубку, посчитав контакт ухищрением пранкеров. Ладно, командируй Энди.

***

Спустя сутки, Берлин, изолятор Федеральной службы защиты конституции Германии

Алекс тер глаза, разбуженный вторжением в камеру двух чем-то знакомых ему персонажей. Но кто они, взять в толк не мог – настолько визит не вписывался в тюремную рутину, в общих чертах ему знакомую. Наконец узнавание наступило, поначалу – визитера, кто уселся на единственном стуле напротив, чуть позже – следователя, прислонившегося к стене справа, который вел его первый и пока единственный допрос (на сегодняшнем заседании суда, где Алексу был оглашен месячный арест, этого апатичного, но цепкого ума службиста не было).

Арестант хлопнул себя по коленям, сардонически улыбнулся и откликнулся на приветствия, прозвучавшие на немецком и английском, похоже, окончательно пробудившись. Но своеобразно, не расщедрившись даже на «привет»:

– Знаешь, не услышь я твой тембр и американский акцент, долго бы ломал бы голову, кто ты. А ведь познакомились всего неделю назад. Вот, что значит шок! Кстати, вспоминал – не столько тебя, сколько твой невеселый прогноз на мой счет, в «Бен Гурионе» прозвучавший…

Американец хмыкнул и, будто польщенный сказанным, адресовал дознавателю некий жест, развернувшись вполоборота. Тот даже не шелохнулся, оставаясь в привычном для него амплуа – бесстрастного считывания сюжета.

– Рад тебя видеть, Алекс. Неплохо держишься и, кажется, свое пристрастие – торговать самомнением, невзирая на потребителя – ты не утерял, – завязывал общение американец. – Но с тобой весело. Прими как комплимент.

– А-а, со стенограммой успел познакомиться… – сухо заметил арестант и задумался. После чего точно вонзил: – Собственно, делать тебе здесь чего!? В чем пожива? С дырявым парашютом – не уцелеть!

– Ну да, – чуть подумав, согласился цэрэушник под позывным Энди. Продолжил: – Но с чем черт не шутит. Удиви меня…

– Это как? – озадачился Алекс. – Менять пол или ориентацию мне уже поздно… – и нашелся: – А старо как мир – стучать! Увы, в моей истории сдача подельников непродуктивна, слишком серьезная статья. Сам под пресс угодишь…

– Ты не далек от истины, Алекс. О стуке речь, – цэрэушник хитровато щурился. – Только не в текущем кейсе немецкого производства, а нашего, когда предлагалось определиться, с кем ты – с нами, духовно и идеологически тебе близкими, или с русскими, с которыми ты расплевался еще при издыхавшем СССР. Конкретизирую: что ты разболтал русским о нашем контакте в Тель-Авиве, если, конечно, спрашивали?

– В том-то и дело, что спрашивали, – непринужденно отозвался арестант, словно собеседник – давний знакомец. – Те на байки не разменивались – сразу зазвали на полиграф. Поскольку с логикой я дружу, нехитрый подсчет вариантов подсказал сознаться, минуя тем самым проверку на детекторе лжи. Хотя не совсем чтобы…

– Как это?

– Видишь ли, те люди со мной носились, как с писаной торбой – трудно было не заметить. Так что, уловив слабину, а точнее, убедившись в ней, я сам дозировал признание, очерчивая жесткие рамки. Мол, да, попытка вербовки была, но чья – даже не спрашивайте, ни на вас, ни на них стучать не намерен. Лавировать между двумя разведками, сталкивая их лбами, самоубийство. Вторым заходом поинтересовались только одним – степенью вашей осведомленности о моей разработке Москвой. И здесь я был правдив, малейших подробностей не сообщив при этом. Далее. Поскольку запахло керосином, я предложил перебазировать меня as is куда-нибудь в Россию или в Украину, правом на эмиграционный статус в которой располагаю…

Оба визитера словно вытянулись в лицах. При этом продезинфицированный от эмоций немец пару раз шмыгнул носом. Оглядев с опаской своих кураторов, Алекс продолжил: