— Мне все равно, кто это сделал. Моя жена была жестоко избита. Я хочу, чтобы виновный был наказал. Наказан со всей строгостью, на которое только способно наше правосудие. — Он говорил жестко и отрывисто, как будто специально стрелял по ее сознанию словами, крошил его, уничтожал. Ей казалось, что она спит и видит кошмар. Очень хотелось проснуться.
— Вина моей подзащитной не доказана, — не менее жестко возражал Йоахим. — У вас нет ничего на нее. Все обвинения, которые вы выдвигаете, — это ваши домыслы, основанные на фантазиях вашей жены. Ваша супруга питает явную неприязнь к моей подзащитной и вашему брату, против которого она так же выдвигала подобные обвинения. Не кажется ли вам это странным, герр Каулитц?
— Факт остается фактом — моя жена была избита. И я сделаю все возможное, чтобы тот, кто это сделал, надолго сел!
— Отлично! Мы выдвигаем встречный иск, ход которому фрау Ефимова любезно не дала в прошлый раз, — за клевету, подлог, угрозы и оскорбление чести и достоинства.
Она пришибленно смотрела перед собой, щипала себя за запястье, но кошмар все не кончался. Сознание отказывалось воспринимать то, что слышали уши. Ее мозг хаотично бегал в голове, как в тумане, отчего ей казалось, что она уже спятила, и сейчас ее отвезут в психиатрическую клинику. Так не бывает. Это не он. Это какая-то голограмма. Злая, жестокая голограмма и ее надо немедленно выключить. Это не он. Он не может быть таким. Он не смотрел на нее. Совсем. А когда их взгляды случайно пересекались — ее испуганно-ошарашенный и его равнодушно-холодный, — ей становилось страшно и нестерпимо больно.
— Мари, следователь подписал постановление о твоем освобождении под мою ответственность, только не покидай пределов города, пожалуйста, — прозвучало гулко. — Идем, ты свободна.
Адвокат потянул ее за руку на выход. Она на автомате начала переставлять ноги. Это не он. Он не мог. Нет, не мог. Это не он!!!
— Я все равно посажу тебя, сука, — донеслось ей в спину.