Selbstopferm"anner: под крылом божественного ветра

Но вечерами она как и прежде ждала его. С ним не надо было играть, изображать из себя обольстительную дрянь, поступать цинично. С ним можно быть мягкой и ласковой, говорить нежности, баловать своим вниманием и искренне им восхищаться. Он много работал, редко звонил, иногда писал трогательные смски, а она скучала по их приятной болтовне и ждала его каждый вечер, по возможности стряпая его любимые блюда. Она много думала о нем и об их отношениях, пыталась читать умные психологические книги, советовалась с Родриго (впрочем, от этой глупой затеи она быстро отказалась, ибо выслушивать потом его поток желчи у нее не было ни малейшего желания), но ответа так и не нашла. В ее душе был резкий диссонанс — то, что она видела и чувствовала, очень отличалось от того, что он говорил и она знала. Он смотрел на нее по-особенному. Он трепетал, когда дотрагивался до нее. Он улыбался мягко-мягко. Он как будто светился изнутри. Она тянулась к его теплу, мечтала в нем согреться. Он заботился о ней и моментально вставал на защиту. Рядом с ним она чувствовала себя уверено, как за стеной. Но… Он всегда был для нее только братом тогда еще мужа. И он вел себя, как брат тогда еще мужа, общался с ней, как брат тогда еще мужа, держал дистанцию и никогда ни при каких обстоятельствах не позволял себе лишнего. Он всегда был для нее самым близким и надежным другом, и сейчас он всячески это подчеркивал — друг, друг, друг. Только вот в последнее время он ведет себя не как друг… Смотрит на нее не как друг… Даже касается ее не как друг. В такие моменты у нее и начинался тот самый диссонанс — ей казалось, что он врет, она всё чувствовала как-то иначе, не так, как он говорил. Как? Она еще не очень понимала и старательно прогоняла от себя все неправильные мысли. Он — табу, которое нельзя нарушать. Он — брат ее бывшего. Он — нельзя, категорически нельзя. Она сопротивлялась своим мыслям, сопротивлялась своему желанию быть рядом с ним, видеть его почаще, дотрагиваться до него. Он постепенно заполнял собой всю ее жизнь, а она боролась сама с собой, понимая, что проигрывает эту битву. Однажды она все-таки решила задать очень главный для себя вопрос. Он мучил ее давно и полученный ответ должен был или успокоить сердце, или… Успокоить сердце и ум, да. Он должен был лишить ее иллюзий, которые она сама себе настроила, и привести чувства в относительный порядок. Накануне она несколько раз потренировалась перед зеркалом, на все лады задавая самый волнительный вопрос, представляя его ответы и просчитывая свою возможную реакцию. Но в последний момент не смогла, струсила. Поняла, что не готова услышать на свой прямой вопрос его откровенный ответ, что это может разрушить ее мыльный пузырик счастья, которого у нее и так нет: