Селеста, бедная Селеста...

— Вот и хорошо. А то я уж испугался.

— Аль, — пробился ко мне голос Валеры. Я оторвала глаза от восхитительных табличек на экране монитора и недоуменно уставилась на аспиранта. — Темка пришел, — кивнул он лысеющей головой на дверь.

Там расплылся в улыбке Моисеев. Я вышла в коридор.

— Привет! — поздоровался Артем и, потянувшись, легко коснулся губами моей щеки. От него приятно пахло, и пальцы на моем плече лежали не сжимаясь, ласково и почти невесомо.

— Здравствуй, — ответила я, отстранилась, выйдя из-под дружеской руки, и мы отошли к окну.

Артем явился ко мне красавчиком: стрижка, прикид, в вырезе рубашки поблескивает массивная золотая цепь, такая же на запястье, в ухе крошечное золотое колечко.

— Вид у тебя преуспевающий, — одобрила я.

В ответ он улыбнулся с показной скромностью и похвалил меня:

— Интеллигентно выражаешься. Нормальный человек сказал бы: «Клево выглядишь!»

Вот так всегда. После любого Темкиного комплимента чувствуешь себя оплеванной. Он вообще такой, Артем Моисеев — непростой человек. Вот только сегодня ему не следовало шутить со мной в обычной манере. Я знала, зачем он пришел, и не радовалась его приходу.

— Где бы нам поговорить? — перешел он к делу.

— Говори здесь.

— Нет. Здесь неудобно. Пойдем куда-нибудь.

— Куда? В буфет?

— Нет, там толкучка. Мне бы наедине.

— Наедине? Ну, подожди.

Я вернулась в свой кабинет. Валера покосился на меня, заметил выражение лица и отвернулся, делая вид, что увлечен работой.

— Надежда Васильевна, вы мне ключ от каморки не дадите?

— Возьми. — Лаборантка, не прерывая чаепития, чуть отодвинула локоть, предоставляя мне возможность влезть в ящик ее стола. Здесь Надежда Васильевна хранит дубликаты ключей от всех помещений кафедры. Оригиналы, понятное дело, сдаются под подпись в охрану вечером и под подпись же берутся там утром.

Я выбрала в коробке маленький плоский ключик и зажала его в ладони. Кто когда прозвал это помещение каморкой, не помнят даже кафедральные старожилы. Еще про нее говорят «без окон, без дверей (хотя, дверь в ней как раз есть) полна горница гостей» потому, что, помимо десятка других функций, каморка выполняет роль банкетного зала для не столь уж редких кафедральных попоек.

Добывая ключ, я настраивалась на разговор с Моисеевым, понимая, что вряд ли он окажется легким.

Шебуршание вокруг себя я ощутила незадолго до Нового года. На кафедре стояли горячие денечки: с одной стороны, зачетная сессия, с другой — подведение годовых итогов по договорным работам. А тут еще Пятачков срочно отбыл в командировку в славный город Балтимор.

Собственно, если бы мой научный руководитель пребывал на месте, возможно, этот эпизод не возник в моей жизни.

Началось с того, что отдел аспирантуры запросил списки дипломников кафедры, рекомендуемых ею для поступления в аспирантуру.

Вот тогда я впервые услышала неожиданную новость. Сообщила мне ее всезнающая Надежда Васильевна. Она долго мялась, поглядывая на меня, потом не выдержала:

— Аль, я не знаю, правда — нет, но твое место в аспирантуре, кажется, кому-то отдают.

— То есть как?

— А вот так. И не спрашивай. Я больше ничего не знаю.

Мое поступление в аспирантуру было решено еще на четвертом курсе, когда я начала постоянно работать на кафедре. Уже давно все вокруг относились к этому как к делу решенному, и я не очень поверила сплетне, хотя по сердцу царапнуло. Пятачков уже уехал, а идти к его заму что-то такое выяснять... Ну, не знаю. С чем идти-то? Если действительно какие-то интриги, мне без научного руководителя нашу профессуру не победить. А если необоснованные бредни — окажусь полной дурой.

Через некоторое время я увидела на столе профессора Кулешова мои вступительные бумаги. Документы на остальных претендентов ушли по адресу. Я знала это точно, сама видела утром, как Валера забирал папку со стола. Перед этим он долго препирался с Надеждой Васильевной, кому идти в соседний корпус, где помещался отдел аспирантуры.

Валера страшным шепотом поведал, что Кулешов распорядился придержать мои бумаги, чтобы освободить место для Моисеева. А за это отец Моисеева пообещал подарить кафедре что-то очень ценное из вычислительной техники, коей этот самый отец, кстати, выпускник нашей кафедры и одногруппник Кулешова, успешно торгует.

— Аль, ты же понимаешь, мне это место нужнее, чем тебе.

Я молчала, Артем спокойно смотрел на меня светлыми глазами в пушистых ресницах. Он нисколько не сомневался в своем праве изменить мою жизнь. Ничего подобного, о моей жизни он не думал. Ему было наплевать на мои мечты и планы и на те вложения, которые я делала все годы учебы.