Селф-терапия. Разбуди Внутреннего Ребенка

В течение ВСС-сессий, как только вы выявляете положительное намерение защитника и устанавливаете с ним отношения, обычная последовательность действий (которой вас научила глава 10) состоит в том, чтобы получить разрешение на работу с оберегаемым им изгнанником. Однако иногда вы можете попросить защитника показать вам детское воспоминание, стоящее за его защитной функцией. Вместо того чтобы вначале познакомиться с изгнанником и затем просить у него воспоминание, вы можете попросить воспоминание у защитника напрямую. Это делается точно так же, как с изгнанником.

Позвольте себе интуитивно понять, когда следует задавать этот вопрос. Если защитник изо всех сил старается уберечь вас от повторения старой травмы, вы можете спросить его об этой травме напрямую. Например, вы работаете с защитником, который старается успокоить и задобрить любого, кто повышает голос или начинает злиться. Назовем его Миротворец. Вы спрашиваете Миротворца, что страшного, по его мнению, произойдет, если он оставит попытки успокоить людей. Он говорит, что боится, что на вас начнут кричать и, возможно, даже применят силу. Вы можете попросить Миротворца показать вам образ или воспоминание того, что случилось, когда вы были маленькими, и что вызывало у него такой страх. Вероятно, он покажет вам воспоминание, где на вас кричали или применяли физическое насилие.

Став свидетелем этого воспоминания (так, как рассказывалось выше), вы естественным образом придете к изгнаннику, который пережил проявления гнева и насилия. Затем вы можете увидеть изгнанника, чье переживание этого инцидента будет отличаться от переживания защитника. Когда происходит подобное травматичное событие, и изгнанник, и защитник хранят об этом память, хотя и разную, и каждый из них может привести вас к исходному инциденту.

Кристин встречает своих изгнанников

Посмотрим, как в следующем отрывке сессии с Маленькой девочкой детские истоки проблемы становятся доступными Кристин. Это изгнанница, находящаяся совсем одна в темноте. К настоящему моменту Кристин отделилась от нее и готова к знакомству.

Джей: Что она хочет вам сказать?

Кристин: Ей было очень тяжело, и все приходилось делать самой. Она действительно напугана, она не знает, что происходило. Никого не было рядом.

Судя по прошедшему времени, используемому Кристин, Маленькая девочка уже находится в детских условиях и Кристин осознает это. Но мы еще точно не знаем, что случилось тогда, и было бы полезно это узнать.

К: Я хочу спросить ее, в какой ситуации она была.

Д: Звучит неплохо.

К:…Я вижу, как встревает мой ум и говорит, что это происходило в больнице, когда я была ребенком, но не уверена. Я хочу, чтобы она сама мне рассказала.

У Кристин была теоретическая догадка о детских истоках страха ее изгнанницы, но чтобы удостовериться, что это правда, она должна получить эту информацию от нее напрямую. Поэтому она задает ей вопрос. Это также дает возможность продолжать работу живым и личностным образом.

Д: Хорошо.

К: Она говорит мне, что вокруг темно, свет выключен. И никто ее не любит. Нет никого рядом, а это значит, что ее никто не любит. Нет никого, кто бы о ней позаботился.

Это детский опыт, создавший бремя страха и паники и убеждение, что никто ее не любит.

К: И от лица «Я», стоит мне это услышать, я хочу обнять ее. Хочу посадить ее на колени.

Д: Сделайте это.

У Кристин возникло замечательное спонтанное желание утешить Маленькую девочку, что усиливает их связь.

К: Меня поражает то, что в ее маленьком теле нет напряжения. Это мягкое, беззащитное тельце. Но на ее сердце тяжесть, груз, который она несет… Да, эта тяжесть на сердце связана с чувством беспросветности, с ощущением, что ничего нельзя исправить. И ей приходится нести это бремя одной, потому что рядом никого нет. (Пауза.)

Вот оно. Теперь я вижу нить. Когда рядом нет никого, кто взял бы ее на руки, возникает спазм, блок, преграда. Постоянная готовность обороняться на клеточном уровне. А эта тяжесть на сердце появилась не сразу. Это не результат однократного события, она как бы раскалывается на кусочки. Эта тяжесть связана с неспособностью что-либо изменить.