Селфи

«Дорогая мама, я сейчас нахожусь в поезде, еду в Мальмё, поэтому мобильная связь очень плохая, приходится общаться с помощью смс. Не беспокойся обо мне, у меня все нормально. Я сегодня выписалась из больницы, так как один близкий друг предложил мне пожить у него, в замечательном доме в Блекинге. Мне это пойдет на пользу. Свяжусь с тобой, как только вернусь домой. Роза».

«Блямс!» – звякнул телефон, эсэмэска была отправлена. Роза отложила мобильник и, прекрасно зная, что мать ее больше не побеспокоит, выдвинула ящик, взяла из него бумагу и ручку и положила перед собой. Затем отправилась в ванную, открыла туалетный шкафчик и изучила его содержимое. Антидепрессанты, панадол, полпузырька снотворного, аспирин, парацетамол, ножницы, которыми она не только подреза́ла себе волосы, но и калечила предплечья, одноразовые пилки, старый станок «Жиллетт», оставшиеся от матери свечи от запора, лакричный сироп «Пекторал» от кашля, который хранился тут уже почти двадцать лет. Если воспользоваться этим арсеналом с умом и правильно рассчитать дозировку, можно запросто приготовить смертельный коктейль и воспользоваться им в любой момент. Роза высыпала из пластмассовой корзинки ватные палочки и тампоны в мусорное ведро, перебрала домашнюю аптечку, отправив совсем безобидные таблетки и микстуры вслед за гигиеническими средствами, и наполнила корзинку оставшимися медикаментами.

Затем она пять минут постояла у раковины; мысли ее крутились вокруг смерти и прихотей судьбы. Все очевидное и понятное сузилось до микроскопической точки и перевернулось с ног на голову. Все утратило смысл.

Наконец Роза взяла бритвенный станок отца, который стащила после его смерти и которым собиралась побрить себе лобок в знак крайнего презрения к отцу, но так до сих пор и не воспользовалась. Она разобрала его и на мгновение остановила взгляд на грязном лезвии, в котором застряло несколько волосков отцовской щетины в остатках мыльного раствора. От отвращения Роза едва не потеряла сознание. Неужели частицы проклятого папаши окажутся в ее смертельных ранах? А ее кровь, получается, омоет лезвие бритвы этого урода?

Розу чуть не стошнило. И все же она заставила себя отмыть бритву, держа ее над раковиной. Кровоточащие порезы и отпечатки посудной щетки образовали сетку на кончиках ее пальцев.

– Пришло время, – глотая слезы, устало констатировала Роза, когда лезвие заблестело, как новенькое. Осталось только нацарапать пару предложений на бумаге, чтобы сестры не сомневались в том, что она сделала это по собственной воле, и сообщить, что завещает им свое имущество.

«И как только я смогу решиться на такое?» – думала Роза.

Прежде слезы облегчали восприятие выпавшей на ее долю горькой судьбы, однако теперь, когда все вдруг сместилось, они лишь усугубляли ощущение бессилия, сожаления, стыда, представляли собой материальное воплощение ее пресыщенности жизнью, мрачным лейтмотивом проходящее сквозь все ее существование.

Она бережно положила лезвие на обеденный стол рядом с бумагой, ручкой и корзинкой с медикаментами, открыла дверцу тумбочки под телевизором и открутила крышки от всех бутылок с алкоголем.

Ваза, стоявшая на полке, никогда не использовалась по той простой причине, что Розе никогда не дарили цветы, и все же и ей настал черед доказать свою функциональность, когда Роза вылила туда остатки из всех бутылок и принялась перемешивать содержимое до образования непонятного, но резко пахнущего коктейля коричневого цвета.

Пока она наливала себе в стакан эту жидкость и пила ее, переводя взгляд с пластмассовой корзинки на компьютерный монитор и обратно, мысли, как ни странно, становились все более ясными и четкими.

Роза с улыбкой оглядела бедлам, творящийся в гостиной, и решила, что сейчас она избавит своих сестренок от обязанности принимать решение, что выбрасывать, а что нет.

Она взяла верхний лист бумаги и написала:

«Дорогие сестры,