Селфи с музой. Рассказы о писательстве

Пересказываю коллизию со слов очевидцев, не сомневаясь в достоверности. На то у меня есть основания. Я уже говорил, что одно время вёл на канале «Культура» информационно-аналитическую передачу «Контекст». Чтобы быть в курсе художественной жизни, я ходил на премьеры, вернисажи, презентации, творческие вечера… Однажды побывал в Лейкоме на спектакле «Пер Гюнт». Из зала я выходил со странным чувством. Во-первых, зачем так кричать? Во-вторых, Ибсен, конечно, – гений, но живём-то мы в России, про которую в этом театре, кажется, совсем забыли. Буржуазия! Кстати, именно Ленком одним из первых вписался в рынок и на заре 1990-х в своём помещении открыл SPA-центр «Бич-клаб», название которого я использовал в пьесе «Хомо Эректус». В «Сукин клуб», если помните, ходит Маша Кошелькова. И вот на следующий день я готовлюсь к эфиру, сижу в кресле, меня обмахивают гримёрными кисточками. Вдруг влетает бледный редактор:

– Юрий Михайлович, начальство очень просит не ругать «Пер Гюнта»!

– А с чего начальство взяло, что я собираюсь ругать «Пер Гюнта»?

Оказалось, Марк Анатольевич дозвонился до самого высокого руководства, отдыхавшего в тёплых краях, и пожаловался, что видел, с каким лицом выходил «этот ваш Поляков» из зала, а значит, предстоит эфирный погром, которого он, человек пожилой и ослабленный вдохновениями, просто не переживёт. Кстати, я и не собирался разносить премьеру, ибо спектакль был из тех, которые не за что ни хвалить, ни ругать. Как выразился Данте: взгляни – и мимо… Но какова бдительность! Да, дорогой читатель, репутации иных творческих небожителей добываются с помощью вполне земных суеты и связей, наподобие тех, которыми так гордилась мачеха Золушки. Помните у Шварца? Один писатель-классик, лауреат всех премий, начиная с квартальной, узнавая, что готовится суровый разбор его очередного романа, каждый раз объявлял себя смертельно больным. Но едва сердобольный редактор снимал из номера строгую рецензию, заменив её тёплым прощальным откликом, классик выздоравливал. Жив он и поныне.

В общем, «Одноклассница» стала первой моей пьесой, которая пошла сначала в провинции. Я слетал на премьеры в Тобольск, Владикавказ, Владивосток, Ереван. Ещё куда-то. Аншлаги. Выхожу, как грезилось в молодости, на сцену, беру за руки героев-любовников, и мы с поклоном идём крампе. Вдруг дают свет в зал… Ничего не понимаю! Кажется, осветили ночной росистый луг. А это блестят слёзы в глазах зрителей.

– Ага, ну конечно, а на театральном подъезде ещё тысячи курьеров топчутся! – улыбнётся иронический читатель. – М-да, зазвездел наш Юрий Михайлович…

– Если и зазвездел, то совсем немного, а если и прихвастнул, то чуть-чуть. Как без этого в искусстве? Но мы живём в эпоху Интернета. Кликните «Вечерний Владивосток», «Правду Кавказа» или «Армянские вести», прочтите, что писали там о моих премьерах, а потом уж или радуйтесь, или скрежещите зубами…

Впрочем, «Одноклассница» добралась вскоре и до столицы. Я где-то столкнулся с главным режиссёром Театра Российской армии Борисом Морозовым.

– Есть что-нибудь новенькое? – спросил он.

– Есть кое-что… – ответил я, соображая, почему не показал ему «Одноклассницу» раньше.

– Пришли!

Придя домой, я тут же отправил пьесу. Ане показал я «Одноклассницу» раньше из-за того, что там довольно иронически изображён военкомовский чиновник, он приносит парализованному ветерану Афгана к сорокалетию протезы, сначала – руку, потом – ногу. Я решил: военные всё равно не пропустят. Но вежливые люди в погонах оказались гораздо терпимее к инакомыслию, нежели наши либеральные «худрантье». Кстати, с Борисом Афанасьевичем Морозовым в начале нулевых я вёл переговоры о постановке «Халам-бунду». Он взял у меня пьесу, а позвонил через полгода, когда уже шли репетиции на сцене МХАТа им. Горького и поезд, как говорится, ушёл. Итак, вечером того же дня я отправил ему «Одноклассницу», а рано утром раздался звонок и я услышал голос Морозова:

– Никому больше не отдавайте! Начинаю репетиции. Я двадцать пять лет после «Смотрите, кто пришёл!» не ставил современных пьес. Ждал. И дождался…

Недавно «Одноклассницу» сыграли в Театре Армии в двухсотый раз. Более десяти лет она идёт в Театре Армии на аншлагах. С таким же успехом пьесу ставят по всей стране. Вы думаете, её отметили хоть какой-то премией? Ничуть. Ни разу. Повторю: современное театральное пространство – «майдан», где чужие не ходят. Я и тут стал нарушителем конвенции. Ведь мои пьесы – это живое отрицание модной идеологемы. Суть её проста: социально-нравственный театр умер, массовый зритель атомизировался, настало время лаборатории и эксперимента, большие залы может собрать только Куни в хлорвиниловом переводе Мишина.