Сэлинджер

Джон Леггетт: Билл, наконец, сообразил, что такая простая девчонка, как Кэрол, не могла писать такую изысканную прозу. Она призналась, что заимствовала слова нежности из писем Джерри Уне.

* * *

Дэвид Шилдс: До кровопролитных боев оставался еще год. Сэлинджер писал с 1940 года, и многие его рассказы были опубликованы в популярных журналах, но если, по словам Кафки (который станет очень важным для Сэлинджера писателем), «книга должна стать колуном, прорубающим лед замерзшего в нас моря», то «Сэлинджер никогда даже не подозревал о том, что в нем замерзло море». В его сознании все еще было «сколько-то черных галстуков». Он с презрением относился к окружавшему его поверхностно мыслившему обществу – и в то же время жаждал славы в качестве одного из образцов этого общества.

Нет знания без боли. В рассказах, написанных Сэлинджером до того, как он принял участие в боях, «между словами» еще не проскакивает «искра» (как скажет позднее об этих рассказах Сэлинджер своему товарищу по ремеслу А. Э. Хотчнеру). Сэлинджер по-прежнему пытается выйти на этот более высокий уровень мастерства. В рассказе «Повидайся с Эдди» (1940 г.) Сэлинджер, развенчивая слово «роскошный, грандиозный, очень важный», повторяет прием, который в послевоенные годы Холден доведет до крайности: «Ты ведь знаешь и других замечательных парней, правда?»[106]. Сэлинджер полагает, что понимает лежащее в основе мира стремление людей к самоуничтожению (рассказ «Виноват, исправлюсь», 1941 год: «У всякого взрывателя два конца – тот, с которого поджигают, и другой, толстый, набит тротилом»[107]), но у автора нет ключа к разгадке; рассказ, написанный как насмешка над усиливающимся патриотизмом, лежавшим в основе грядущего вовлечения США во Вторую мировую войну, был перепечатан в The Kitbook for Soldiers, Sailors, and Marines («Сборнике для солдат, матросов и морских пехотинцев»).

Сэлинджер пытается отойти от коммерческой культуры, в которую он энергично вносил свой вклад. Рассказ «Душа несчастливой истории» не только высмеивает ходульные истории о встретившем девушку парне (такие истории регулярно появлялись в журналах, рассчитанных на массового читателя), но и предупреждает о том, что впоследствии станет усиливающимся нежеланием Сэлинджера манипулировать своими персонажами. В июне 1942 года Сэлинджер писал Бёрнетту: «Я устал – о, Господи, до чего же устал, – оставлять их на странице, заканчивающейся подписью «Конец». Сэлинджер еще не любит свой психоз, как не может его любить и Лоис из рассказа «Затянувшийся дебют Лоис Тэггетт», которая расстается с мужем, когда тот сообщает, что должен пойти к психоаналитику. Началась война, и Сэлинджера поначалу не взяли в армию. Мальчик, которого страстно любит Лоис, нелепо гибнет, и это ответ Сэлинджера на войну: писатель хочет, чтобы читатель понял: он уже знает, что скорбь – единственное подлинное чувство, объединяющее человечество.

Теперь Сэлинджер призван в армию, но еще не участвовал в боях. В рассказе «Неофициальный рапорт об одном пехотинце» Сэлинджер выражает желание пойти на войну и быть забытым. Он как бы разрушен войной еще до того, как война действительно его разрушит: «Все жены хотят отправить мужей на войну, – сказала Лоулор с особенной усмешкой». Отчаянно стремившийся служить за рубежом, Сэлинджер еше сильнее отчаивался из-за того, что его произведения нравились другим людям; в рассказе «Братья Вариони» брат-торгаш делает такое признание в отношении своего более артистичного брата: «Читая его книгу, я впервые в жизни слышу музыку». Сэлинджер стремится к чистому искусству, хотя производит чтиво для массовых изданий. Вот главный литературный прием Сэлинджера: все удобства посредственны. В рассказе 1944 года «По обоюдному согласию» жена Билли Руфи высмеивает мужа за то, что тот любит их ребенка только тогда, когда «это удобно или что-то вроде этого. Когда ребенка купают, или когда он играет с галстуком отца». Мы возвращаемся к Сэлинджеру и галстукам.