Сэлинджер

Эдвард Дж. Миллер: Представьте, что вы – Дж. Д. Сэлинджер. За два года до сражения за лес Хюртген вы жили на Парк-авеню – и вдруг в темную, слякотную ночь в конце ноября 1944 года оказались в задней части кузова грузовика грузоподъемностью в две с половиной тонны. Вас бросает по кузову в кромешной темени, которая наступает в 9, 10, 11 вечера, и вот вас довозят до места сбора, и какой-то голос во мраке говорит: «Ну, вываливайся». Вы спрыгиваете с грузовика, но ни фига не видите. Мокро. Вы не спали несколько дней. И несколько дней не ели горячей пищи. А ничего похожего на душ вы не видели уже несколько недель. Вы до смерти устали. Вы пребываете в состоянии усталости. Вы идете вперед. Есть шанс на то, что вы вернетесь в тот же день в тыл раненым. Но можно вернуться и мертвым. Вы не знаете имен людей, среди которых находитесь, людей, вместе с которыми проливаете кровь, вместе с которыми сражаетесь, вместе с которыми проходите этот ад. Не знаете, кто эти люди, а они не знают вас. У вас есть одна надежда на то, что убьют не вас, а парня, который только что пришел из пополнения. Средний возраст бойцов из пополнений в конце 1944-го составлял 18–19 лет.

Лейтенант Эллиот Джонсон: В лесу Хюртген я был наблюдателем на передовой… Я знал еще одного наблюдателя на передовой. Он пришел со своей группой. На них сбросили белый фосфор. У него на глазах сгорели два человека. Он прибежал в другую часть леса, туда, где находился я. Рыдая, упал в мои объятия. Он все время повторял: «Никаких больше убийств, никаких больше убийств, никаких больше убийств»[153].

Джон Макманус: Темпы убыли личного состава в стрелковых ротах Четвертой дивизии были ошеломляющими и приближались к 200 процентам [т. е. солдат из пополнения погибало или было ранено столько, что норма потерь превысила 100 процентов].

Подполковник Уильям Гэйл: В лесу Хюртген Четвертая дивизия была фактически выбита во второй раз после высадки в Нормандии. За четыре недели этой операции дивизия потеряла 7000 человек, а это означало, что стрелковые роты и батальоны теряли от 100 до 200 процентов своего состава. Общий результат, купленный такой ценой, составил менее 10 квадратных миль, что было намного меньше, чем предусматривали поставленные командованием задачи[154].

Эберхард Элсен: Генерал-майор Норман «Датч» Кота, командир 28-й дивизии, которой временно был придан Двенадцатый полк Сэлинджера, решил разделить три батальона полка и поставить каждому из них особую боевую задачу. Полковник Джеймс С. Лакетт, командир Двенадцатого полка, указал на то, что холмистая и покрытая густым лесом местность может позволить немцам окружить каждый батальон, то есть сделать то, чего они никогда не смогли бы сделать, если бы батальоны соприкасались флангами. Возражения Лакетта были оставлены без внимания. А случилось как раз то, чего опасался полковник Лакетт. Все три батальона были окружены и потеряли более 500 человек, в том числе 120 убитыми, прежде чем сумели вырваться из окружения и отступить.

Полковник Герден Ф. Джонсон: В 14.00 командир батальона доложил полковнику Лакетту, что батальон не смог продвинуться, но понес тяжелые потери, которые нарастают. Командир батальона сообщил, что огонь противника настолько интенсивен, что все попытки продвижения приводят только к новым потерям. Полковник Лакетт доложил об этом командующему 28-й дивизией и запросил новых указаний. Лакетту резко приказали любой ценой продолжать атаку, используя огонь и маневр… Потрепанным остаткам некогда славного полка так и не удалось занять какие-либо важные позиции противника в своем секторе. Как боевое подразделение Двенадцатый полк для дивизии был потерян[155].

Джон Макманус: Полк Сэлинджера находился в положении, в котором находилось и большинство американских частей в лесу Хюртген: полк был уничтожен. В условиях густого леса и ужасной погоды командирам было трудно координировать движения подразделений. Интенсивный огонь немецкой артиллерии сводил на нет продвижение американцев. Роты сражались в непривычных условиях: лесопосадки поглощали наступающих, их окружали, отсекали или уничтожали в посадках елей. Противопожарные просеки были единственными местами, где солдаты могли продвигаться в сколько-нибудь значительном числе. Естественно, просеки были пристреляны немцами, которые вели по просекам плотный пулеметный и артиллерийский огонь. Каждый просвет между деревьями простреливался, и пули летели на уровне пояса и даже ниже. Ради сохранения жизни американцам приходилось лежать в грязи, но это приводило лишь к тому, что немецкие пули попадали в плечи, в головы, в ягодицы, так как эти части тела были наиболее приподняты над землей.