Селинунт, или Покои императора

Впрочем, идея о воображаемом пути, вдруг открывшемся в неизвестном измерении времени, отнюдь не нова. Это вариация на тему о заблудившемся путешественнике, открывающем дорогу в Атлантиду, которая приводит его в «таинственные города» то на «неприступном острове», то в «непроходимых лесах», то на «непокоренных вершинах». В общем, старый сюжет. Цивилизации выдумывали во все времена; ни Кампанелла, ни Флобер не дожидались тебя с Атарассо, чтобы вообразить свои Город Солнца или Карфаген.[74] Твой учитель не зашел дальше этого: ему воспрепятствовали соображения другого порядка. Его записные книжки наверняка полны всякой всячины; я понимаю: они напоминали тебе секретер, доверху забитый разнородными предметами, так что ящики уже не открыть. И все же именно в одном из этих ящиков ты почерпнул идею о незаметной прорехе в ткани времени, а потом идею о той вариации, об умозрительном узорочье вокруг великих фигур истории или мифологии, вокруг событий, имевших место в действительности или полностью выдуманных, или взятых в другом контексте. Все это будило воображение, а тема была просто неисчерпаемой. Вдруг оказалось, что путь перед тобой свободен. Приключение продолжилось с того места, где Атарассо, судя по всему, остановился. Неведомый мир, который пробуждался по мере того, как ты продвигался по нему, сообщался со всеми другими уровнями и становился их символом. Все ушедшие эпохи в одной. Действительно пережитое вместе с тем, что могло произойти. Если тебе являлись уже знакомые божества, ты старался перепутать их атрибуты или перенести их под другие небеса. Точно так же ты забавлялся, смешивая генеалогии и приключения героев, встреченных на пути, меняя климат, выдумывая народы или назначая им иную судьбу, нежели та, которую признает за ними история. Постоянные смены кадра и чехарда вовлекают твой мир в непрекращающуюся метаморфозу. Тебе мало приписать предметам иное назначение, чем то, для которого они обычно используются, на протяжении своего путешествия ты описываешь легко узнаваемые места, полностью меняя топографию, растительность и нравы. Ты выдумываешь человека, исходя из других законов генетики, другой морфологии, другой психики. Мутанта. Творение, беспрестанно воссоздаваемое природой.

Какое определение дать этому хаосу, волшебному перевоплощению, позволяющему тебе заключить всю историю эволюции видов в единственном символе? Это напоминает миниатюры, цветастые страницы некоторых ирландских рукописей, узоры на которых свиваются в завитки, раскручиваются, распускаются, рождаются беспрерывно один из другого. Искусству известны фантастические животные, человекоподобные звери, чудесные гибриды, рожденные из древнейшего ила и сохранившие его тревожащую плодородность. Сочетая пережитое с постоянной невероятностью, устойчивые формы с безумием форм, ты представляешь мир своих сновидений, некую фантастическую мифологию.

И все-таки это описание, как сказано в заглавии, и описание земной империи. Не является ли сия необычная, странная картина лишь обратной стороной реальности? Разве не является этот бесконечно изменчивый мир лишь проекцией хаоса, той изначальной клетки, что продолжает заключать в каждом из нас все возможное и утверждать свою целостность в каждой частичке Вселенной?

Из этого хаоса — как только его разглядели, описали, определили в неопределимом, облекли в слова, в образы, во взгляд — проступает необходимость. Потребность в человеке, который свершает свой путь и который, наделяя свой бред словами, появляется в центре всего описания.

Я охотно верю, что, перечитывая эти страницы, опубликованные без малейших изменений, ты испытал, помимо всего прочего, особую тревогу. Ты держал книгу в своих руках. Но какая связь между нею и тобой? Мог ли ты предъявить на нее права? Или она уже жила независимой жизнью, словно ребенок, которого ты не признал при его рождении?

Какой смысл придать приключению, которое вынудило тебя выступить в роли собственного свидетеля и, изменив смысл твоей жизни, преобразило постоянное отречение в точку опоры для творческого опыта? Разве подобное видение мира могло принадлежать человеку, который преуспел в своей жизни и никогда не допускал никаких отклонений от намеченной цели? Совершенно очевидно, что Атарассо, жизнь которого удалась как ничья иная, не стал бы заниматься изнурительным самокопанием. Атарассо никогда не нужно было искать себя; если бы он развил свою идею сам, то, скорее, в красочно-развлекательном и сказочном направлении. Ты же пошел другим путем, переходя от анекдота к шифрованному письму, от приключенческого рассказа к поэзии и фантастическим образам, словом, от Жюля Верна к Лотреамону.