Жеро не решался ступить на этот ковер своими резиновыми сапогами, но не решался и разуться, слишком явно подчиниться обычаям, принятым в этом доме. «Вы можете раздеться… Рядом есть комната… Я сплю наверху, мы не будем друг другу мешать…» И в ее голосе нет никакой иронии. Она сказала ему все это, словно человеку, который приехал в пик сезона, когда все отели переполнены, и не нашел себе пристанища, а она согласилась пустить его в дом. Она не обернулась, продолжала играть со светом, но ее приглашение все же было вызовом. Она тотчас установила программу, протокол, условия, как тогда, когда привезла его в замок после аварии и, поместив с помощью Гриши на чердаке, предупредила, что он должен оставаться здесь весь день, а она придет поболтать с ним вечером. И теперь то же самое, подчеркнутое повторение того, что он уже знает: «Я провожу все время в Фонде». Это ее оружие, подумал Жеро, оружие, которым она отныне станет пользоваться. Ее гордость, ее слава, смысл, который она хочет придать своей жизни! Ей, наверное, пришлось немало потрудиться, бороться с невероятными трудностями разного порядка, и техническими, и административными, прежде чем она добилась полного успеха. Не нужно заострять на этом внимание. Жеро достаточно сведущ в этих вопросах и знает, что значит запустить подобную организацию, так что ей не стоит кичиться тем, что она сделала. Но ее молчание не менее красноречиво: слишком уверена в себе, ничто не может ее задеть или встревожить.
Это игра? Или искренность?.. Зачем она добавила — из наивности, из цинизма, — словно машинистка или поденщица: «…Надо же что-то делать… Как-то зарабатывать…»?
Она что, за дурака его принимает?.. За какую-нибудь пешку в своей игре? Но он не поддастся. Она, конечно, хорошая актриса, и темпераментом Бог не обидел, способна сыграть любую роль — и влюбленной девушки, и дочери известного человека, он это знает по собственному опыту. Одного раза хватит! Музей чудесен, и Фонд тоже, но речь сейчас не об этом. Не в том дело. Жеро вернулся лишь затем, чтобы внести ясность, и прежде всего между ними, главными действующими лицами, первыми и единственными, кто за все в ответе. Если она считает, что ее позиции крепки, то и он не дрогнет. Он не ответил на ее предложение. Остался стоять у окна, не обращая внимания на грязную лужу, растекавшуюся у его ног, твердо уверенный в своей правоте и полагаясь во всем на духовную защиту. Локтем он прижимал к бедру свою драгоценную котомку.
— Вы знаете, что здесь?
Чем он рискует, если скажет ей? Разве они договаривались, что он больше никогда в будущем не возьмется за перо? Так что Жеро выдал свою тайну. Продуманная месть, свершившаяся в свое время. Но он все сделал ловко, в его представлении, не назвал ни имени издателя, ни места, ни времени встречи. Не представил издание книги как намеренный шаг, вписывающийся в целую систему доказательств, который неудержимо повлечет за собой сенсационный пересмотр и изменение суждений критики и общественности. Но об этой угрозе не стоит говорить. Противник достаточно умен, чтобы сразу понять, чем это пахнет и какие драматические, дух захватывающие последствия может вызвать эта публикация. Крушение! Сумерки богов! Вторая смерть Атарассо! Пресса станет печатать аршинные заголовки, а читатели — глумиться.
На самом деле, Жеро даже не произнес имени Атарассо. Теперь Сандра в курсе дела; она знает, почему он уехал из Нью-Йорка, что он затевает, и какого врага она приютила в своем доме. Ярые поборники истины всегда отрицали, что Жеро когда-либо поддерживал связи, даже косвенные, с Атарассо или с кем бы то ни было из его окружения: разве своим предложением поселиться у нее она не предоставила самое невероятное опровержение? Может быть, она сейчас поймет это и выставит его за дверь? Сможет ли она потом отрицать, что он переступал порог ее дома, тогда как их видели вместе, когда они выходили из Фонда, шли по городу?
Вдруг он почувствовал сильный озноб, по телу пробежала дрожь. Уже несколько дней он бродил под дождем в непросыхающей одежде; а сейчас, пытаясь понять, откуда взялась эта усталость, почему он дрожит, вспомнил, что ничего не ел с тех самых пор, как утром расплатился за ночлег.
Сандра по-прежнему сидела лицом к очагу, поджав под себя ноги, в позе мудреца, только что выслушавшего суры Корана и предающегося медитации. Просторный свитер только подчеркивал линии ее плеч и груди, элегантность, лишенную прикрас, образ, казавшийся еще трогательнее среди больших голых стен, от необъяснимого одиночества в этом пустом квартале. Если она и представляла себе в этот момент неизбежные последствия этого дела — а разве они не были ей яснее ясного? — она непостижимым образом казалась отрешенной от всего.
Молчание грозило затянуться, но Жеро уже скоро не сможет скрыть свою дрожь, ему нужно было получить ответ немедленно, узнать, как она отреагирует.
— Так как же?
На что она ответила:
— Долго же вы не могли решиться!