Селинунт, или Покои императора

Итак, он последовал правилу осторожности, которое его просили соблюдать. Он явился туда не как явный враг, и не как поборник справедливости, и не как обобранный бедняк, который, когда о нем уже совсем забыли, вернулся из долгих странствий, чтобы постоять за свои права. Жеро думал, что Чезаре Ардити достаточно силен, чтобы выпутаться одному, а он сам даже помешает делу, если попытается в нем участвовать. Так было установлено: Божья правда свершала свой путь. Поэтому его молчание соответствовало его собственной трактовке событий: во всяком случае, это должно было произойти, ведь, наверное, Жеро только затем и вернулся; случай, связавший их, объединивший в том беспримерном приключении, просто обязан был снова свести их вместе. Для Жеро существовало две отчетливые грани: на одну он помещал свои законные требования, выполнения которых ждал со дня на день, на другой оставалась неразрешимая загадка. И в этом плане ничто еще не было решено окончательно. Что-то вмешалось в его жизнь, изменив ее смысл, и он не мог ни забыть об этом, ни сбросить со счетов. Если как следует рассмотреть факты и интересы каждого, то в этих интересах, несмотря на причиненный им поразительный, хотя и трудно оценимый ущерб, было сохранить между ним и Сандрой прежнее соучастие, и эта общность снова создала условия, при которых стало возможным то сиюминутное и полное узнавание. Тем не менее его молчание лишь отодвигало объяснение. Если они расстанутся вот так, в вестибюле, обойдя по второму кругу все залы, но так и не поговорив, Жеро никогда не узнает, для кого все-таки Сандра совершила свой поступок. Неужели он один окажется в выигрыше ото всей этой махинации, которую она затеяла? Он никогда узнает, что именно она попыталась тогда дать ему понять. Когда рукопись опубликуют, он в каком-то смысле будет отомщен, получит некоторое возмещение ущерба, но это моральное удовлетворение — видеть свое имя на месте чужого — будет таким же двусмысленным, проблематичным, даже неправедным, как и посмертная слава, доставшаяся другому за книгу, которой тот не писал. И все-таки узнать это, узнать, почему Сандра подвергла себя такому риску, и было целью его исканий, тем концом, когда все становится ясным, очевидным, неизбежным с самого начала.

Они вместе вышли из Фонда. Сандра раскрыла забавный зонтик из больших прозрачных лепестков, похожий на один из тех цветков, что расцветают в укромных уголках ботанического сада один раз в столетие, но Жеро отказался под ним укрыться.

И тотчас они пошли тем самым шагом, как в конце своих ночных вылазок, когда утро должно было их разлучить, а внезапная усталость или чувство сожаления, оттого что им не доведется вместе смотреть с близлежащих холмов как летают дрозды над кустами навстречу охотничьим выстрелам, замедляло их возвращение в замок.

В первый раз их спутником был дождь. Возможно, их разделяли целые миры, фантастические процессы, которые растянутся на несколько десятилетий, но они не могли удержаться от того, чтобы не вглядываться друг в друга, узнавая знакомые черты. Он по-прежнему был выше ее на голову. Несмотря на длинный плащ с широкими отворотами, доходивший Сандре до пят, полы которого взлетали при ходьбе, ее фигурка осталась прежней, словно едва сдерживающей нетерпение. Они шли без всякой цели. Мысль о том, что она может бросить его здесь, сказать, что ее ждут, даже не приходила ему в голову. Им предстояло сыграть эту партию — может быть, друг против друга, жестоко и беспощадно, но, во всяком случае, вместе. Эта уверенность странным образом сдерживала его. А еще согласие между ними, обнаружившееся благодаря ходьбе, движению, выявившее некий параллелизм, взаимозависимость, а также желание обладать другим и не дать ему ускользнуть. Они два сообщника, это так, но у них старые счеты, и они не торопятся их сводить.

Правда, странно было видеть ее такой — ее, гордую дочь знаменитого отца, которая, чтобы добиться своей цели, придумала столь экстравагантную комбинацию. Необычная шляпа с высокой тульей и широкими полями из той же непромокаемой и блестящей материи, что и накидка, лихо загнута справа, что придавало Сандре, несмотря на густые локоны, скрывавшие часть лица, вид берсальера,[89] храброго капитана. Жеро не мог удержаться от мысли о девушках, переодевающихся мужчинами, без которых не обходится ни один плутовской роман: в определенный момент кончик шпаги рассекает камзол, обнажая прелестную крепкую грудь. Мужской костюм лишь вкрадчиво подчеркивал ее женственную натуру, никого не вводя в заблуждение. И поскольку современной моде было так угодно, Жеро, по контрасту с ее несколько воинственным обликом, достались длинные волосы, амулеты и прочие причудливые аксессуары — признак не столько затянувшегося отрочества, сколько нежелания идти в ногу с веком.