Селинунт, или Покои императора

Так, во время бракосочетания принца Алексиса с его манекенщицей, Жеро вдруг встал со своего места, поднялся по винтовой лестнице на амвон, прошел по галерее мимо хоров к кафедре, отпихнул штатного соборного органиста, занял его место под зачарованными взглядами певчих и заиграл «Токкату» Баха. Сам дьявол не вел бы себя столь привольно за органом, окутанный клубами серы. Грохот был такой, что птицы, укрывшиеся под сводами, заметались по церкви, вспугнутые грозой, не в силах выбраться на волю. Поскольку принц Алексис не позволил своим телохранителям броситься к кафедре, все решили, что это он придумал сие сенсационное действо для придания ритуалу пущей торжественности и необычности. Порядок и церемониал выхода был нарушен. Вместо того чтобы щелкать коронованных особ, парами спускавшихся по крыльцу, все папарацци повернулись спиной к Оранским, Гримальди, Баттенбергам и ринулись к кафедре с камерами наперевес, словно американские десантники, мчащиеся через рисовые поля, потрясая над головой ружьями и огнеметами. Жеро уже и след простыл. Но то, что под свадьбу отвели три страницы в журнале «Лайф» и по шесть в «Пари-Матч» и «Оджи», — полностью его-заслуга.

Постоянно менял род занятий, становясь то астрологом, гадателем, светским магом, то шутом, каскадером… Не просите меня анализировать серьезные мотивы такой насмешки над собой или приветствовать в этой череде метаморфоз, прямо противоположных воплощений — мануальный терапевт, спелеолог, кристаллограф, банщик в турецкой бане… что еще? — Бог весть какой намеренный смысл. Бог весть какой танец, изображающий большой цикл реинкарнаций, или, по Вашим словам, — и позвольте Вам заметить: Ваша трактовка мало согласуется с его коленцами — выражающий «вечное смешение зримого и возможного в цепочке бытия».

Оставим эти химеры. Если Вам он представляется в образе бога Шивы[29] в огненном колесе, я считаю, что на его судьбе в большей степени отразилось пагубное влияние великого разрушителя, нежели оплодотворяющие способности, чудесное плодородие этого бога, обозначаемого также и фаллическим символом. Но не будем отклоняться от темы. Я всего лишь хотел указать на отрицательные результаты подобного брожения. В том, что он изучал еще и родовые татуировки в Африке, ритуалы инициации и полового созревания в Амазонии, апокрифические Деяния Апостолов в коптской литературе, ударные инструменты в Бали… в этом я вижу лишь ряд уловок, иную форму разрядки. Что он вывез их этих походов? Какие открытия? Что привнес своего в различные отрасли исторических знаний и исследований? Что дает это сегодня нам, кроме уверенности, что он не смог извлечь из своих наблюдений ничего для себя лично?

Серьезные проблемы начались, когда он принялся блуждать между Средиземноморьем и Персидским заливом, досаждая ученым, работавшим в Хатре, Мари и в местах других недавно начатых раскопок, под предлогом исследований, которые якобы вел сам по себе. Как — непонятно. К тому же, окидывая беглым взглядом три-четыре тысячелетия — всего лишь, — он так и не остановился на какой-нибудь определенной эпохе со времен древнего Шумера до правления Аршакидов. Мечта! Кто не замечтался бы посреди сказочных империй, внезапно стертых с лица земли? Кто не уносился мечтами во времена парфянского похода или древней Колхиды и мингрельской княжны Медеи? Вы говорите, что он всегда интересовался месопотамской глиптикой, с двадцати лет, с института Археологии. Весьма возможно, но он в конце концов забыл, что всеми своими знаниями в этой области обязан в основном трудам Гиршмана, самого Атарассо и кое-каких других ученых.