Село милосердия

Крутских спрыгнул в окоп, отрытый для него заботливым ординарцем. На дне хлюпала вода, но он не обратил на это внимания.

Воевал Крутских давно: в финскую был уже сержантом-связистом, а еще раньше участвовал в освобождении Западной Украины. Когда начались события на Карельском перешейке, написал рапорт с просьбой отправить на фронт. Попал в действующую армию, при взятии Выборга был тяжело ранен в грудь. Долго лежал в госпитале, а когда подошло время выписки, тут как раз и подоспел приказ наркома обороны. Всем фронтовикам, отличившимся в боях и имеющим высшее или неполное высшее образование, присваивалось звание младшего лейтенанта. Крутских попал в эту категорию, так как еще до призыва в армию закончил в Москве три курса института прикладного искусства.

Для окончательной поправки здоровья ему предоставили отпуск, который он решил провести с женой и дочкой. Семья жила в Умани, куда Татьяну после окончания мединститута распределили на работу. Жена выбрала себе одну их самых сложных врачебных специальностей — стала хирургом.

Однако доехать до Умани Крутских не успел. Война застала его в столице Украины. С пересыльного пункта, где собрали всех отпускников и командированных, их направили по частям Киевского укрепрайона. Вскоре 112-й артдивизион, в который попал Крутских, уже участвовал в боях…

Обстрел все усиливался. Снаряды густо рвались вдоль посадки. «Что там творится?» — выглядывая из окопа в сторону огневой, со страхом подумал Крутских и окликнул телефониста:

— Позвони-ка, узнай. Может, помощь нужна?

— Связи нет, товарищ младший лейтенант.

— Что значит «нет»? Кто ее исправлять будет?

— Сейчас… Я сейчас сбегаю…

Солдат вернулся не скоро. Скуластое лицо его стало землистым.

— Все, командир, — глухо сказал он. — Накрыло.

— Всех?

— Майор Соболев убит прямо у орудия. Политрук Кокорев тоже.

— А расчеты? Расчеты остались?..

— Один. Еще стреляет… — И вдруг воскликнул: — Товарищ младший лейтенант, пехота за насыпь пробилась! Нам от нее негоже отставать. Вы же теперь за старшего остались, командуйте.

— Правильно, солдат, — горестно вздохнул Крутских. — Собирай ребят. Всех, кто еще жив.

Людей едва набралось на пару расчетов. Да и пушек целых оставалось всего две. С остальных, поврежденных, сняли замки и забросили в болото. Винтовочные выстрелы теперь доносились от самой Артемовки. Там по всем признакам шел ожесточенный бой.

— Двигай! — крикнул Крутских, вскакивая на подножку тягача.

Машина, тяжело переваливаясь, медленно поползла по расквашенной дороге. За ней двинулась вторая. Они перебрались через переезд, но не успели развернуть орудия, как немцы, заметив артиллерию, снова открыли огонь из минометов.

— Не стрелять! — приказал Крутских. — Экономить боеприпасы.

Он распорядился развернуть остатки батареи справа от дороги, где было посуше. Сам наметил место для орудий и стал помогать бойцам отцеплять пушки от машин. Неожиданно рядом шлепнулась мина. Разорвалась негромко, словно кто-то ботинком наступил на лампочку. Горячо, хлестко ударило в бок и опалило. Крутских отбросило в сторону, перевернув, отшвырнуло на болото. Последнее, что он успел подумать: «Мягко, это хорошо. Могло бы зашибить…» Потом наступила тишина.

А бой близ Артемовки продолжался.

Ее удалось удержать совсем ненадолго. Немцы не могли мириться с потерей хутора. Подтянув свежие силы, они ринулись вперед, бросив перед пехотой танки. Поредевшие сводные роты вынуждены были отойти. На считанные минуты наступило затишье. И опять бой загрохотал с новой силой.

Фесенко видел, как геройски сражались и гибли его товарищи, и в бессилии сжимал кулаки. Раненый, он лежал в глубокой воронке, куда санитары снесли еще несколько человек. Превозмогая боль, Иван изредка стрелял из винтовки, экономя патроны. Их у него оставалось не более двух десятков. Да еще граната, которую он берег на крайний, самый крайний случай.

Неподалеку от Фесенко лежал полковник. Седые волосы прилипли к изможденному лбу, грудь перебинтована. Полковник тяжко, прерывисто дышал. На впалых щеках пятнами горел лихорадочный румянец. Подняться командир сам не мог и поминутно спрашивал у выглядывавшего из воронки Ивана.

— Ну как там, солдат? Овладели наши хутором?.. Надо. Надо пробиться!

— А как? — не выдержав, воскликнул Фесенко. — У нас только винтовки, а у них пулеметы! Зазря народ погибает.

— Ошибаешься, солдат, — отозвался полковник. — Не зря гибнут люди. Тут, на полях Украины, сейчас перемалываются части вермахта… Пойми, солдат… Лучшие части!

Он закашлялся. Иван подполз к раненому:

— Может, помочь чем?

Тот отрицательно покачал головой.

— Поздно, солдат… Поздно… А ты смотри, запоминай. — Он слабо вскинул руку и с неожиданной силой заговорил вновь: — Здесь, на этом поле, куется сегодня наша победа… Не удивляйся. Надо подготовиться. Надо собрать резервы. Нужно время. Потому и деремся на каждом рубеже. Любой ценой вырвать день… час… минуту…